– Эй, урус, сдавайся, а то башка будэм рэзать! – раздался крик на ломаном русском.
– Та дэ ты бачив, поганый, чтобы русские сдавалысь? – злобно прорычал в ответ перешедший от волнения на родной язык Нечипоренко и, приложившись к винтовке, пальнул вверх.
– Кто же так ругается, – покачал головой Дмитрий и, зарядив «крынку», подал голос: – Эй, чучмек, я твой дом труба шатал! Ты меня понимаешь?
– Сдавайся, шакал!
– Понимаешь, – удовлетворенно заметил солдат, и продолжил: – Я твою маму любил!
– Ты как сказал?!
– Я твою сестру любил! Ишака любил и даже тебя, когда ты был маленький!
– У, шайтан! – закричал оскорбленный в лучших чувствах башибузук и выскочил на кручу.
Сухо щелкнул выстрел, и так и не успевший выстрелить джигит полетел вниз и, подняв брызги, шлепнулся в воду.
– Русский! – раздался сверху другой голос, уже куда лучше говорящий на языке Пушкина. – Думаешь, ты самый умный?
– Спускайся вниз, узнаешь! – закричал ему в ответ Будищев, перезаряжая винтовку.
– Я тебя теперь запомню, – продолжал невидимый собеседник, – и сделаю с тобой то, что ты сказал Мурату.
– Ты тоже любишь его ишака? Я так и знал, что он на это обиделся!
Матросы, с интересом прислушивающиеся к их перебранке, довольно заржали, но невидимый противник, наученный горьким опытом, так и не показался.
– Как тебя зовут, русский? – снова подал голос башибузук. – Я хочу знать, кто убил моего брата!
– Зачем тебе? Ты все равно сейчас сбежишь, как трус, а я скормлю твоего братца свиньям.
– Смеёшься, шакал? Ничего, придет время, посмеемся вместе! На реке тем временем послышался звук работающей паровой машины, и обернувшийся на него Нилов увидел, что к ним на выручку идут остальные катера их отряда. Первым, попыхивая дымком из трубы, шла «Царевна», на носу которой во весь рост возвышался лейтенант Шестаков с подзорной трубой в руках и в пробковом жилете поверх мундира. Матросы в катерах крепко сжимали винтовки, готовые открыть огонь, но враги не стали дожидаться их подхода и ретировались.
Экипаж «Шутки», обнаружив, что опасность миновала, тут же принялся за дело. Два моряка стали заводить под днище кусок парусины, а другие два продолжали вычерпывать воду.
Дмитрий же, не выпуская из рук оружия, занялся сверзившимися с кручи врагами. Вытащив их по очереди на берег, он деловито снял с них ремни с кинжалами и шашками, кремневый пистолет и сумку с принадлежностями.
– Это – мародёрство, – хмуро заметил Нилов, внимательно наблюдавший за его манипуляциями.
– Это – трофеи, ваше благородие! – почтительно, но твердо возразил ему Будищев.
Кроме всего прочего, в воде, благо было неглубоко, нашлись также два ружья убитых. Одно из них, правда, разбилось при падении и пришло в полную негодность, но второе выглядело почти целым. Дмитрий внимательно осмотрел его и остался доволен. Длинная винтовка была куда меньше калибром, нежели его «крынка», замок на ней открывался рычагом, и вообще выглядела она довольно современной на фоне переделочного оружия русских солдат [45] Винтовки систем Крнка, Альбини-Баранова и Карле, получались путем переделки дульнозарядных винтовок образца 1857 года.
.
– Что тут у вас? – громко спросил Шестаков, едва его катер приблизился.
– Господин лейтенант, – официально доложил ему мичман, – во время атаки был подорван вражеский колесный пароход. Из-за полученных повреждений были вынуждены идти к берегу, для производства необходимого ремонта…
– Видел твои подвиги, Константин Дмитриевич, – добродушно ответил тот, откозыряв в ответ, – поздравляю с почином. Помяни мое слово – быть тебе георгиевским кавалером!
– Твои бы слова, Александр Павлович, да богу в уши, – пошутил в ответ Нилов.
– А это еще кто такой? – удивленно спросил Шестаков, заметив занятие Будищева.
– Ох, брат, ты все равно не поверишь!
– Попробуй, может, и поверю.
– Это гальванер.
– Гальванер, в солдатской форме?
– Я же говорил, не поверишь! Вообрази, перед самым появлением турок встретил друга детства – подпоручика Линдфорса, а с ним этот солдат. И можешь мне не верить, но он разобрался с нашим хозяйством и сумел его починить.
– Да полно!
– Уж поверь. Неделю назад мы безуспешно атаковали «Подгорицу», и эти проклятые мины хоть бы хны! А этот новоявленный Кулибин поковырялся в них четверть часа, и вот, пожалуйста – турок на дне!
– Совсем воинские начальники на местах с ума посходили, – усмехнулся лейтенант, – это надо же, готового гальванера в пехоту засунуть!
Читать дальше