Иван Оченков - Стрелок - Путь на Балканы. Путь в террор. Путь в Туркестан [сборник litres]

– Полундра! – дико крикнул один из них и тут же кубарем полетел по песку, запнувшись о труп.

– Господин кондуктор, вы живы? – подал голос Макар, более всех сохранивший хладнокровие.

– Не дождетесь, – хмыкнул Будищев, поднимая брошенный «смит-вессон», и одновременно настороженно озираясь вокруг.

Однако ничего подозрительного больше не наблюдалось, и он, расслабившись, убрал револьверы. Кому-то из моряков все же пришла в голову мысль сделать из ветки и пучка водорослей, обмакнутых в нефть, импровизированный факел и осмотреть место побоища.

– Кто это? – изумленно спросил он у Дмитрия, показывая на убитых.

– А я знаю? – огрызнулся тот. – Но точно не японцы.

– Почему? – ещё больше удивился тот.

– Хреновые из них ниндзя, – непонятно ответил юнкер и, забрав факел, сам стал осматривать окрестности.

Его усилия быстро принесли плоды. Совсем рядом с местом разыгравшейся трагедии валялись три больших тюка, которые покойные, по всей видимости, тащили к наполовину вытащенной на берег лодке. Впрочем, это было единственное, что он успел выяснить. Со всех сторон к ним приближались конные и пешие патрули с зажжёнными факелами, очевидно, привлеченные звуками выстрелов.

– Кто стрелял? – звонко выкрикнул казак, первым подскакавший к ним.

– Я, ваше благородие, – почтительно отозвался Дмитрий, заметивший, как на плечах того блеснули золотом погоны. – Минный кондуктор Будищев с матросами.

– Даже так, – удивился тот. – А какого, простите, чёрта, вы тут делаете?

– Пароход свой ждем, – невозмутимо отвечал ему моряк.

– Какой ещё пароход?

– «Баку». Мы отстали, пока сдавали груз в порту.

– Вот оно что, – сообразил офицер. – А стреляли за какой надобностью?

– Вот эти злобные клоуны зачем-то напали на меня, размахивая острыми предметами. А я, знаете ли, как и все моряки, человек мирный и богобоязненный. Не люблю этого.

– Всех положили?

– Вон тот, в сторонке, должен быть жив. Я его просто оглушил.

– Что в тюках?

– Точно не знаю, но судя по времени и месту, нечто украденное на наших складах.

– Вполне вероятно, – согласился казак и наконец-таки спешился.

В этот момент их с Будищевым окружили прочие верховые с факелами, и они смогли рассмотреть друг друга. Офицер в форме Таманского полка и с погонами хорунжего был молод, подтянут, и вообще, что называется, хорош собой. Впечатление немного портило надменное выражение лица и тонкие в ниточку усы над верхней губой. Судя по всему, он был записным сердцеедом и лишил покоя не одну представительницу прекрасного пола.

– Вам повезло, юнкер, – покровительственно похлопал он Дмитрия по плечу.

– Ага, – широко улыбнулся ему тот. – Есть Бог на свете!

– Кстати, вы для моряка недурно стреляете.

– Стараюсь, – улыбка Будищева стала ещё шире.

Хорунжий немного удивился такой реакции, но, списав её на возбужденное состояние нового знакомого, только едва заметно пожал плечами и снова вскочил в седло.

– Вам надлежит немедля представиться здешнему коменданту полковнику Арцишевскому и сделать доклад по поводу данного происшествия, – глядя сверху вниз, заявил он, после чего наконец-то представился: – Я его адъютант, корнет Бриллинг.

– Я знаю, – едва слышно прошептал Будищев, и, скрывая ставшую совсем уж плотоядной улыбку, изобразил поклон.

– Честь имею!

– И вам не хворать.

Арцишевский оказался низеньким толстяком с пышными запорожскими усами. Обычно его лысина скрывалась от посторонних под мохнатой кавказской папахой, но сейчас она тускло блестела в свете масляных фонарей, придавая своему владельцу немного комический вид. Тем не менее с лица его не сходило суровое выражение лица, отчего он казался человеком строгим или даже жестоким. Однако стоило ему улыбнуться, как это впечатление совершенно пропадало, и перед собеседником представал совершенно иной типаж, лишенный какой-либо свирепости.

Впрочем, став комендантом Чигишляра, он действительно уделял много сил борьбе с плутнями и злоупотреблениями местных торговцев. А поскольку в средствах он при этом нисколько не стеснялся, не приходится удивляться той репутации совершеннейшего людоеда, каковую он имел среди здешних торговцев. История с коммерсантом, в которого казаки силком залили некачественную сельтерскую воду, была чистой правдой. Говорят, бедолага потом сошел с ума, поскольку ему постоянно мерещилось, что из него выливается эта тухлая эссенция, но, что интересно, это была ещё не самая суровая расправа. Другого «комбинатора», упорно не желающего сознаваться в своих прегрешениях, подчиненные полковника заставили принимать хинный порошок [266] Хина – средство против лихорадки. Очень горькое. , не давая при этом воды. Выжил ли этот несчастный, история умалчивает, но местные армяне были уверены, что нет.