Антон Федотов - ЖнецЪ. Работа в паре. [СИ]

Никита Владимирович вновь сложил перед собой руки домиком в любимом положении "Ришелье думать изволит".

— А если не расскажут. — Протянул он.

— Предлагаю даже не спрашивать, а работать по жесткому варианту сразу. — Пожал плечами Матвей.

Хозяин кабинета обвел медленным взглядом собравшихся. Полковник коротко кивнул. Склонил голов Калашников. Матвей все так же прямо смотрел в глаза шефу, а Ольга равнодушно пожала плечами.

— Возражений не вижу. Принимается. Можете работать до любой глубины.

Воронцов удивленно поднял вскинул бровь. Серьезное заявление, однако.

— И что ты на меня смотришь? — Почти ласково поднял глаза князь. — Есть правила, которые нарушать нельзя. В нашем доме с появлением гостей из солнечной Италии стали твориться совершенно неприемлемые вещи. Эта парочка что-то знает, но помочь нам прекратить все это безобразие не желает, а, значит, добровольно примеряет на себя статус нашего врага.

Хищная улыбка Матвея явно означало, что ему все это надоело. Да, как человек и профессионал Юлия-Джулия ему нравилась очень и очень… Но не ценой жизней коллег и граждан империи. Парочка же с Апеннин явно знала больше, чем рассказывала. А вот за такое иногда и на ленточки распускают. Впрочем, из уважения к своей временной напарнице Матвей был готов взять этот процесс в свои руки. Но не более.

— А как же Папа и Генерал? — поинтересовался вахмистр.

Он явно не был против такого варианта, просто уточнял цену решения.

— А что Папа? — с каким-то куражом спросил Ефимовский.

— Ну… Важный человек на планете…

— Да? — Прервал объяснения Калашникова Михалков. — И сколько же у него дивизий [41] Вот как описывает эту сцену в своих воспоминаниях переводчик Сталина Валентин Бережков: "В 1944 году в обстановке, когда СССР нес главное бремя борьбы против гитлеровской Германии, важно было убедить Сталина в том, что его приняли в компанию западных демократий. — В будущем мире, ради которого наши солдаты проливают кровь…///…Англичане чувствуют моральную ответственность перед польским народом, его духовными ценностями. Важно и то, что Польша — католическая страна. Нельзя допустить, чтобы внутреннее развитие там осложнило наши отношения с Ватиканом… — А сколько дивизий у Папы Римского? — внезапно прервал Сталин рассуждения Черчилля. ?

Семь дней они пробыли в гостях у "Тройки". Пять из них "гостиницей" им послужил дом на набережной Фонтанки. Затем хозяева решили, что гостям удобнее будет в загородном имении. Охраняемом, что твой ядерный арсенал, естественно. Мнение "итальянских друзей" в этом вопросе настолько демонстративно игнорировалось, что Джулия начала не то чтобы нервничать, но уже просчитывать альтернативные варианты. Это когда хозяева вдруг перестают быть радушными и дружелюбными, являя медвежий оскал любому, кто посмел вызвать их неудовольствие. И никогда не предугадаешь, какой миг станет поворотным. Ведь в том и есть самая страшная опасность Хозяина Леса. Понять что он сделает в следующий миг невозможно никогда. Марко же оставался спокоен, свято веря в защиту Святого Престола, Генерала и самого Господа. А вот у местных варваров, что за други своя готовы растерзать вообще любого, есть прекрасная поговорка: "Не боги горшки обжигают". И допросы с пристрастием ведут тоже не они.

Матвей появился на седьмой день, который по иронии судьбы выпал на воскресенье. Девушка из окна видела, как он покидал микроавтобус в сопровождении нескольких бойцов, пластика и слаженность которых, а так же полный контроль пространства даже на сто раз охраняемой территории, людям понимающим говорило о многом. Однако в крыло, где содержались гости дорогие, Воронцов пришел один.

— И как долго нас будут здесь держать?! — презрительно бросил Марко, первым начав разговор.

Дурак.

Джулии одного взгляда хватило, чтобы по спине пробежал холодок. Глаза этого до сих пор казавшегося ей довольно симпатичным милашом мальчишки не сейчас не выражал ни-че-го. Пустота. Это плохо. Лучше помолчать и послушать, что именно скажет парень.

— Я требую!.. — Продолжал неистовствовать посланник Генерала, до глубины души пораженный безразличием к его словам.

Матвей молчал, равнодушно рассматривая уже потерявшего всякие берега собеседника. Нехорошо так рассматривал. Будто решал, а не раздавить ли крикуна, или подождать еще чуть-чуть. А, может, сделать это каким интересным способом?

Марко возмущался.