Андрей Валентинов - Нестор [litres]

Работа казалась бессмысленной, а может, таковой и задумана. Огромная куча рыжей земли возле строящегося шоссе. Ее отгребли бульдозерами в сторону, а теперь перекидывают с места на место, причем вручную. То ли загонять насмерть хотят, то ли мысли о воле вышибают. Сосед по нарам, бывший бухгалтер, погоревший на подлоге, предположил, что местное начальство договорилось со строительной фирмой. На каждого в полосатой робе каждый день закрывают наряд, а платит за все это Рейх.

– Работать! Работать!..

Охранники не слишком подгоняют, но время от времени, выискав наименее старательного, ставят ему «пластыри» в четыре дубинки. После этого в рабочий отряд «Шоссе-2» присылают новенького.

– Не спи! – дубинка ударила по плечу, и Вайс вновь принялся кидать сухую рыжую землю. Лопата, еще лопата, еще, еще… Майское солнце пока щадит, укрываясь за тучи, но рано или поздно настанет жара…

– Работать! Работать! Не спать! А то без жратвы останетесь!..

Странно, но есть не очень хотелось, хоть порции мизерные, и за них в «блоке» то и дело вспыхивают драки. Не еда – помои. Вайс думал, что привыкнет, однако не смог. «Свалишься!» – предупредил сосед-бухгалтер. А если свалишься, не сможешь работать, значит, отходил свое по земле. Доходяг отправляют в отдельный барак, откуда еще никто не вернулся. По «блокам» ползет шепоток, будто из умерших варят мыло, а кожу пускают на абажуры. Верить – не верят, но проверять на себе никто не рвется.

– Работать!..

«Кацет» Бухенвальд походил на город, идеально спланированный и столь же идеально управляемый, выстроенный под линейку – ровными аккуратными квадратами – чистый, опрятный, с зелеными газонами и липами вдоль дорожек. Великий утопист Томазо Кампанелла наверняка бы прослезился. Истинный Город Солнца, где каждый занят своим делом! Мудрецы управляют, солдаты охраняют, все прочие же или работают, или умирают. Каждому по потребностям, пусть они у всех и разные. Для солдат – бордель, для сторожевых собак – отдельная кухня, а рабочим-«полосатикам» хватает лёжки на нарах, больше похожей на пенал. Нары в четыре ряда, до самого потолка. Но – чисто и опрятно, мертвецов уносят сразу, опустевшую лёжку дезинфицируют.

…И надпись «Jedem das Seine» на кованных чугунных воротах.

Уже к концу первого дня, отстояв долгие часы на плацу и получив полосатую униформу с номером, Иоганн Вайс отчетливо понял, что долго не протянет. Сил еще хватило на привычную «двойку» (джеб и кросс правой), когда при входе в «блок» с него попытались стащить новый бушлат. Отстали сразу, найдя иную добычу. Надолго ли? Слабых сгрызают сразу.

На груди – зеленый «винкель», Иоганн Вайс – криминальный, да еще и рецидивист. «Зеленым» легче, чем всем иным цветам, но далеко не всем. Тех, что понадежнее, «проминентов», ставят начальничками над «политическими», чтобы давили и дышать не позволяли. Но таких не слишком много, «криминал», традиции чтущий, с администрацией не дружит. Для непокорных, по-здешнему «мусульман», и насыпана куча земли возле шоссе. Не станете работать – сдохнете.

Jedem das Seine!

А еще зеленый «винкель» – повязка для прокаженного. «Политик» не станет верить «криминалу». Первые дни Вайс надеялся отыскать знакомых, но слишком велик Город Солнца. Поговорить с теми, у кого «винкель» красный, не позволят, а если и удастся, ему, «зеленому», никто не откроется, сколько ни говори, что курил в кинозале.

Взвесив все, Иоганн Вайс отмерил себе месяц. Три с половиной недели уже прошли. За это время отряд «Шоссе-2» сменил состав больше чем наполовину.

Иоганн Вайс кидал лопату за лопатой, время от времени вытирая лицо от рыжей пыли. Он понимал, что скоро в такую же пыль предстоит превратиться ему самому. Не радовался, но и особо не жалел. Все эти недели, после страшной ночи у Логойска, приходилось выбирать, и каждый раз он старался сделать правильный выбор. В этом и заключается свобода. А то, что путь привел именно сюда – неизбежная плата.

На душе спокойно и пусто. Лопата за лопатой, ноги увязли в земле по щиколотку, с каждым разом распрямляться все тяжелее. До вечера сил хватит, и на завтра хватит. О том, что настанет и послезавтра, лучше просто не думать.

Смерть равнодушно глядела, как человек в полосатой робе упрямо вгрызается в земляной холм – непокорный муравей под безжалостным каблуком. Он еще двигается, еще дышит и даже время от времени пытается беззвучно напевать: «Марш левой – два, три! Марш левой – два, три! Встань в ряды, товарищ, к нам, – ты войдешь в наш Единый рабочий фронт, потому что рабочий ты сам!»