Алексей Штейн: Грудь в крестах

Толкнул дверь, вошел… опачки. Смотрят на меня насторожено несколько солдат в песочке. Ну, ясно — новые хозяева.

— Здравы будьте, воины — говорю им — Кто старший?

— Тебе на что? — смотрю — хмурятся, на форму мою смотрят — ну, ясное дело, штрафник — не человек, а чего спрашивается приперся, и совсем непонятно — Сам кто таков? Чего надо?

— Ты, значит, старший — не спрашиваю, утверждаю, нечего тут тоже, я — на службе, у меня можно сказать приказ капитана и пошли вы все к демоновой матери — В общем, ефрейтор — меня отправили вещи мои забрать.

— К — какие? — ефрейтор то как‑то сбивается с панталыку — Откуда забрать?

— Вы тут чего, пьянствуете? — не могу удержаться я — Мои вещи. Из рундука. Я. Тут. Служил. Теперь вот. А вещи — тут.

— И что? — как‑то совсем тупо хлопает глазами ефрей.

— Конь в пальто! — не выдерживаю я — Вы тут пьяные что ли? У меня приказ от капитана Кане, моего командира — полчаса на то чтоб забрать свои вещи. Что не так, ефрейтор?

Выбесили они меня, пялятся как… непойми как. А мне плевать. Я теперь штрафник и потому мне положено выполнять только приказы командира. Так уж тут заведено. Ну, примерно как с часовым на посту. И я этим воспользуюсь, потому что не нравятся они мне.

Однако, имя капитана производит эффект брошенной гранаты — все как‑то моментально разбегаются с глаз, оставив передо мной одного ефрейтора, и он тоже явно не в своей тарелке. Чего они, на самом деле тут квасили? И боятся, что я их сдам? Уроды, нужны вы мне очень. Но все оказывается проще.

— Ты… Это… Ты скажи — нам же ничего не говорили. Мы это… мы так, только посмотрели… который твой рундук? — начинает суетиться ефрей.

Тут и до меня доходит. Дело в том, что у барона — очень строго насчет крысятничества. Тут даже с павшего — положено сдать командиру, а он распределит. А уж если у живого чего присвоить… говорят, и чины — звания не помогают. Грохнут сразу, без вариантов. А тут, выходит, если они чего с моего рундука прихватили — я же могу пожаловаться. Ну, положим, ясное дело, что замнут, но… неуютно им. Ясно все с вами, соколики.

Нагло прохожу мимо ефрейтора, сгоняю хлопающего глазами солдатика со своего рундука. Слышу облегченный вздох за спиной, причину понимаю сразу — узелок на петельках цел, не потрошили еще, не успели. И тут же радостный голос ефрейтора подтверждает мои догадки

— Мы твой не трогали!

— Проверим — бурчу я чисто из вредности, хотя знаю, что не врет.

Сунулся в рундук, пошарился… А чего у меня там есть такого? Одежды взять гражданской? Не стоит. И в крепости не поощрялось, а уж штрафнику… Каска попалась на глаза, достал, в руке кручу — словно от холодного металла воспоминания последних дней опять крутиться перед глазами стали… Сколько времени прошло с тех пор как я отсюда ушел? Трое суток? Четверо? Кажется, неделя, если не больше, а на самом деле…

— Это… солдат. Шлем — нельзя брать. Он. Это. Он на батарее записан, имущество — неуверенно мямлит ефрейтор — Нам за него спросят. Он же казенный.

Ишь ты. Да и ладно. На что он мне? Спору нет, хороший шлем, но — и таскать при себе негде, и не положено… наверное, и перед товарищами некрасиво — доля у нас одна, но я вроде как чуть лучше прикрыт. Да и то сказать — если все без каски, а я один такой красивый — кому первая пуля будет? Правильно. И не из каких‑то тактических соображений — а просто потому что несознательно стрелки выбор будут делать — по самому выделяющемуся. Нет уж, нафиг это счастье.

— Что, так над душой стоять и будешь, воин? — бросив каску обратно, через плечо спрашиваю ефрейтора — Не дрожи, я порядок знаю — казенного не возьму.

Тот обиженно сопит, но отходит. Ладно, чорт с вами со всеми. Прибираю сверток с рыльно — мыльными, маленькие мешочки с чаем, сухофруктами и специями, кисет с «наличностью» — немного, но почему не взять. Чуть бумаги, карандаш. А больше‑то ничего такого и нету у меня. Ах, чорт… Взгляд натыкается на сверток — ну, да. Я и забыл. Даванул я косяка на ефрейтора — стоит, делает вид, что не смотрит, ну и не сказать, чтоб смотрел, присматривает. Ну и прямо на дне рундука размотал, глянул. Ага — револьвер тот. И пачка патронов, двадцать штук. А вот вроде как — никто ничего не говорил за такое, чтоб нельзя иметь, хотя и штрафнику. А капитан как сказал? Свое забирать? Так оно мое и есть. Вот и заберу.

Свернул обратно в тряпицу да на дно вещевой и сунул, поверх приправы, да пару портянок — тоже не казенные, сам купил.

— Так, товарищи — говори громко — Все я свое взял, сейчас с кухни мой сухзапас возьму, он хоть и казенный, да мне уже был выдан.