Алексей Штейн: Грудь в крестах

После еды да прокурки — всем как‑то похорошело. Разлеглись по местам, да и пошли негромкие малословные переговоры. Ну да так сказать — ниочем. Ну кто о каше кто о махорке, кто о сене, в котором, вот падлы, какие‑то насекомые — не то чтобы вши или что, скорее муравьи что ли. Но, суки, кусачие же! Ну а об главном — все как‑то обходили. Какое‑то дурацкое суеверие, что ли — ну вроде как свежепокойника по имени поминать, или что. И только после отбоя, когда дежурный солдатик забрал масляную лампу, и каземат погрузился в темноту, откуда‑то из угла послышался негромкий вопрос, который каждый сам себе задавал все это время:

— Ну, что, соколики? Продали мы своего князя? Присягу‑то, выходит, предали?

— А и демон с ней — после долгого молчания устало ответил ему кто‑то. — Что мне тот князь? Чего я от него видел?

— Хе, а от барона ты видел чего? Каши вкусной поел? — не удержался уже я — Не, каша‑то вкусная, спору нет…

— Да чего каша, то я каши не видал! — загорячился кто‑то у соседней стены — А только баронские своих так не подставят, как наш… как княжеские!

— Ну, да — со смешком ответил кто‑то рядом со мной — Конечно. Уж у барона сдаться не выйдет. Сдохнуть запросто, а вот чтоб баронский кто сдался, даже пусть и наемники — давно не бывало. По первости было несколько случаев… так говорят, и много лет спустя барон, как ловил кого… не после ужина будь рассказано.

— Вот! — а, вот и минометчик голос подал — Верген, он эту, как бишь его… справедливость сделал! Да ты не ржи, я что говорю‑то! Вот смотри — что мы, не заслужили что ли штрафного? А? Молчите? А то‑то же. А уж про то, как он с этими паскудами поступил — и вовсе честь по чести! Вот уж точно, отольется им…

— Слышь — послышался хриплый голос от нашей стены — Ты это. Не вздумай. Ты ж понимаешь.

— Во — во — поддержали откуда‑то из угла — Не дури. Мы ж тоже как ты, но… ты ж знаешь порядок.

— Да ладно вам — засмеялся в темноте минометчик — Вы чего? Что я, совсем дурной? Да и то сказать. Чтоб я этой суке такую легкую смерть, как он моему братцу, устроил? От штыка али пули? Нет уж, хрен ему поперек глотки. Вот попомните мое слово — сам просить будет, чтобы добили… и не бойтесь — уж второй раз я своих на смерть не подставлю, мне того раза хватило. Не беспокойтесь.

— Ну, смотри, паря — недоверчиво ответил хриплый — Тебе жить, чо.

Все как‑то примолкли, ворочаясь. Слышно, как солдатик сопит в коридоре — ухо грел, дело ясное. Ну да это нормально. Уже чисто из озорства я снова вздохнул:

— А всеж — князя‑то — предали….

Тут в каземате как взорвалось — со всех сторон мне начали советовать, что с князем сделать, как именно и в каком порядке. А потом просто рассказывали, на каких местах и в каком виде князя сего видали, да родословную его с деталями происхождения и генеалогией. Шумели так, что дежурный аж крикнул, чтобы заткнулись, мол, по команде «Отбой» наступает темное время суток и восьмичасовой сон.

Утро было добрым, с веселым умыванием бодрящей водой из колодца в каземате, и неплохим завтраком — судя по всему со снабжением у Альянса неплохо — да и чего ожидать, если Союз в деле. А если утро начинается хорошо — то и день полон приятных сюрпризов.

После завтрака — выгнали на плац у казармы, построили, проверили амуницию, а затем погнали в казарму. Как выяснилось — выдавать оружие. С одной стороны — как‑то вот так, сразу… с другой стороны — в общем, тут все и так просто и понятно. И опять же. Когда вывели и оставили на время привести себя в порядок — осмотрел ружье.

Длиннющая пехотная винтовка. Зашарканная донельзя. Ствол посмотрел — ничего, вроде — но вот что она пристреляна — нет никакой гарантии. И потому — я с нее и на сто метров не скажу что попасть можно. Только в упор, выходит, или «в ту степь». Штык — болтается, хорошо хоть защелка такая, что не свалится точно. Ножен для штыка не дали, надеть его «в обратно» никак, конструкция не та — придется носить примкнутым постоянно. С другой стороны — хоть что‑то. Но все одно, ощущение от этого ружья — невеселое. Да и патронов не дали. Совсем.

Впрочем, взводные получили по револьверу — судя по скучному лицу кавэ — два — револьверы у них были под стать нашим винтовкам. Но им‑то хоть патроны дали. По дюжине. Но все равно — наш взводный сразу эдак приосанился, рука правая у него теперь прописалась на кабуре — ковбой, прямо.

После этого нас отвели в храм, где прошла политинформация. Священник в баронской форме, маленький и бойкий, напоминавший чем‑то Де — Тревиля из советского фильма про мушкетеров, воодушевлял и разъяснял, насколько благородна и полезна, в том числе и для несчастного, стонущего под пятой тоталитарного правителя Валаша, международная миротворческая операция. Что Коалиционные силы несут свет демократии и желают прекратить деструктивное правление одиозного тирана, проводящего, к тому же, геноцид своего же населения, притесняющего малые народности, а так же ведущего агрессивную внешнюю политику, вынашивающего захватнические планы и так далее, и тому подобное. Упомянулось и об аннексии незаконно захваченных Орбелем территорий, о справедливости и порядке, который восторжествует теперь, несомненно, на освобожденных землях.