Константин Соловьев - Prudentia [litres]

Во взгляде приора Герарда не было христианского смирения. Гримберт заметил это, когда прелат поднял на него глаза, обрамленные гноящимся мясом, но удивительно ясные.

– Важно сохранять веру в миру и в бою, господин маркграф. Если ты не имеешь правильной веры, все твои добродетельные подвиги, с оружием ли в руках или без него, всего лишь бесплотный туман. Так говорил святитель Феофан Затворник.

Это было изречено удивительно четко – для человека, чьи губы превратились в свисающие с лица сгустки некротичной плоти. Гримберт даже испытал подобие уважения. Видно, сам приор Герард имел сильную веру, раз оказался здесь, на окраине империи, и в такой странной компании.

Однако этот ответ не вполне удовлетворил графа Даммартена.

– Легко вам говорить, святой отец, – пробормотал Теодорик, отставляя очередной пустой кубок, из которого минуту назад высосал все содержимое. – Вы, так сказать, э-э-э… воин веры, высшими вопросами ведаете, куда вам до наших низменных бед и трудностей… Оно, понятно, дело святое – еретиков громить, только, уж не сочтите за грубость, кто будет учет потерям и убыткам вести? Как быть, если мы понесем расходы?

Герард нахмурился, отчего на его лбу вздулись подкожные опухоли, туго натянув кожу на бугристом лице.

– Не мне ведать расходами, ваше сиятельство. Я спасаю человеческие души, а не золото и серебро. Именно этим я и собираюсь заняться в лангобардских землях.

Теодорик бросил на него неприязненный взгляд.

– Ну конечно. Истый солдат Господа! Не сомневался в вашем боевом духе, брат Герард. Вот только позвольте заметить, – он выпростал из кармана мятый и залитый свечным воском листок бумаги, исписанный мелким неряшливым почерком, – битва еще не началась, а я уже терплю ужасный убыток. Собственный наш обоз невелик, а маркитанты дерут с нас три шкуры! Мне приходится закупать провиант для пехоты и своих рыцарей по немыслимым ценам. Двенадцать двойных денье в день – только лишь за сушеную рыбу и хлеб!

Гримберт подавил рвущийся наружу смешок. Сушеная рыба и хлеб? Паршивый паек для солдата, но для воинства Теодорика даже это, наверно, считалось роскошным столом. Кабы человеческий желудок умел бы переваривать камни, граф Даммартен, несомненно, приказал бы срыть по пути тысячелетние Альбы, чтобы набить камнями все мешки и телеги…

– Рыба… хлеб… – Теодорик Второй тыкал толстым лоснящимся пальцем в чернильные завитки на своей бумажке, разбирая их удивительно ловко и быстро даже без очков. – Вот поглядите, одно это обходится мне в двенадцать двойных денье за день. Топливо для грузовых трициклов и самоходных телег – еще десять гроссов долой. А масло? А вода? А снаряды? Это выходит… одну минуту… Шестьсот тридцать семь денье, а стало быть, два с половиной ливра. Два ливра и еще сто пятьдесят семь… Ну так и есть, два ливра и четыре лиарда!

– Вы не учли еще тринадцать денье, – сухо произнес приор, заглядывая в его записи. – А значит, добавьте еще один гросс к вашему счету.

Граф Даммартен принял эту поправку без всякого воодушевления. Напротив, на миг обмяк, точно этот несчастный гросс, ускользнувший от подсчета, высосал из его тела часть жизненных соков.

– Как мне прикажете кормить своих людей? – брюзгливо поинтересовался он. – Как подвозить провиант и боеприпасы? Святое дело, конечно, пользительно для души, вот только живот им не набьешь и в топливные цистерны не закачаешь!

– Святой Престол не измеряет души серебром, – неохотно ответил приор Герард. – Полагаю, этот вопрос вам следует оставить для императорского сенешаля, он ведает расходами на эту кампанию.

Этот смиренный ответ отчего-то обозлил Теодорика еще больше.

– Ну конечно, – пробормотал он, пряча свой замусоленный листок. – Стройте из себя дальше смиренного рыцаря веры. Будто мы не знаем, что у Святого Престола есть свои планы на Лангобардию. Земля там сочна, булки сами из земли растут, знай, намазывай их маслом да клади в рот, а? Уж этот край не разорен войной, как наши земли. Сколько епископов сможет кормиться с этой земли, хотел бы я знать? И чем нам подвязывать свои впавшие животы, пока они будут с амвона окормлять всех страждущих?

– Больной вопрос для всех нас, – согласился Гримберт, пряча улыбку. – Что вы на это скажете, господин прелат?

Приор Герард покосился на него с таким выражением, что, будь Теодорик немного менее пьян, уже счел бы за лучшее замолчать.

– Не забывайтесь, граф. Каждый из нас находится здесь потому, что исполняет волю своего сюзерена. Только мой сюзерен, смею заметить, сидит повыше вашего. И видит, надо думать, больше.