Константин Соловьев - Prudentia [litres]

– Ничего не имею против того, чтобы как следует размяться перед боем, – в тон ему ответил Гримберт, легко занимая соседнее кресло. – Но только боюсь, свита почтенного графа Женевского слишком быстро подойдет к концу, а мне бы не хотелось заставлять его вступать в бой в одиночестве.

Теодорик Второй коротко хохотнул – для него, как и для прочих присутствующих, отношения между Турином и Женевой не были тайной.

– Как поживает ваша вотчина? – осведомился он участливым тоном. – Я слышал, последний год выдался для нее непростым?

Во взгляде Теодорика не было интереса – граф Даммартен не выглядел человеком, способным испытывать интерес хоть к чему бы то ни было, вопрос был задан из вежливости. Гримберту он сразу не понравился. Даже облаченный в парадное сюрко, из-под которого виднелся парчовый дублет с кружевными манжетами и богатой золотой вышивкой, он выглядел больше хозяином трактира, чем рыцарем-баннеретом [31] Баннерет – рыцарь, ведущий в бой отряд (знамя). , призванным под знамя сенешаля. Причем трактира, переживающего не лучшие свои времена.

Тяжелое обрюзгшее лицо сохраняло постоянное выражение кислого удивления, а непомерно раздувшееся тело ерзало в чересчур тесном для него кресле. При этой комплекции господин граф отчего-то имел тощую, как у грифа, шею с костистым кадыком и маслянисто блестящие губы, похожие на запеченные в тесте вишни.

– Господь милостив к моим землям, – вежливо ответил Гримберт. – За последний год Туринскую марку дважды атаковали лангобарды, но «Золотой Тур» живо напомнил этим ублюдкам их место. А вот погода потрепала нас крепко. Кислотные дожди в последнее время выдают тройную норму осадков, к тому же с северо-востока часто заглядывают несущие радиацию ветра.

Теодорик покачал головой, что с его телосложением было непросто – казалось, на оплывшей деревянной колоде ворочается большой валун.

– Ай-яй-яй. Ужасные новости, мой друг! Надеюсь, прославленные фруктовые сады Турина не пострадают. Вино туринских виноградников – единственное, которое я могу пить. Все остальное – дрянь и помои!

Гримберт вспомнил, что парой лет раньше проезжал по территории графской вотчины, на память о которой сохранил самые дурные воспоминания. Расположенное всего в трех дневных переходах от столичного Аахена, графство Даммартен являло собой столь мрачную картину, что Гримберт приказал Гунтериху закрыть окна своей кареты, чтобы не ощущать запаха скверны и разложения, пропитавшего когда-то плодородную почву.

Растения там стояли высохшие и узловатые, леса походили на лабиринты из ржавого металла – генетические болезни и вирусы давно сожрали всю флору едва ли не подчистую. В ручьях вместо воды текла зловонная жижа с купоросным оттенком – побочный продукт фабрик графства Даммартен.

Еще более неприглядная картина открывалась им в городах. Жители казались высохшими и изнеможенными, не живые люди, а какие-то насекомые, обтянутые пожелтевшим тряпьем. Злые языки утверждали, что виной всему – необычайная скупость Теодорика Второго, который скорее даст отрезать себе палец, чем отдаст из своей мошны хоть один серебряный денье. Всех своих подданных он обложил налогами, которые взимал с драконовской строгостью, всю плодородную почву распродал и, как болтали те же злокозненные языки, продал бы и воздух графства, если бы только знал, кому его сбыть.

Насколько было известно Гримберту, золото не излечило графа Даммартена от скупости. Казна графства тучнела, но Теодорик испытывал такие муки, расставаясь с деньгами, что предпочитал урезать себя и своих слугам во всем, лишь бы не потратить ни одной лишней монеты. Когда-то просторная и большая графская крепость превратилась в кишащую вшами развалину, где даже свет дозволялось возжигать только по церковным праздникам. Неудивительно, что на военный совет сенешаля он явился в застиранном дублете с облезлыми манжетами, а богатая когда-то вышивка потускнела так, что почти не была видна.

Убедившись, что новые налоги почти не приносят прибыли, Теодорик, сам или по чужому наущению, придумал новый способ обогащения и заложил сразу несколько сангвинарных фабрик. С тех пор в графстве Даммартен полностью исчезли тюрьмы, а судопроизводство упростилось настолько, что им мог бы заниматься и свинопас. Больше не было ни плетей, ни позорных столбов. Малейшая провинность или налоговая недостача, как правило, приводила виновника на сангвинарную фабрику, где лучшие специалисты графа профессионально и споро разделяли его на части, изымая органы в счет уплаты долга. Здоровую плоть и кровь всегда можно выгодно сбыть или использовать в производстве, в дело шли даже волосы и подкожный жир – у кого он еще сохранился.