Алексей Шмаков - Хранитель рода государева 3

Как бы ни вёл себя прадед Насти, он не собирается убивать меня. А этого было вполне достаточно, чтобы не кидаться на него с кулаками. В любом случае это будет бесполезно, он прекрасно дал понять, какая между нами пропасть в силе.

Остановившись от меня буквально на расстоянии вытянутой руки, Шуйский не придумал ничего лучше, чем просто выкинуть вперёд правую руку, сжатую в кулак.

Кулак замер перед кончиком моего носа, слегка коснувшись его. Сперва меня окатило ветром, от столь резкого удара, а после я ощутил жар исходящий от тела физика.

Как же они уже задолбали со своими проверками. А ничем иным это просто не могло быть.

— Знал, говоришь? Да я был его лучшим другом. — вполне удовлетворившись моей реакцией, ответил Василий Петрович. — И после его смерти, именно я присматривал за Воронцовыми, чтобы ни одна зараза не попыталась воспользоваться неопытностью Кирилла. Я никогда не доверял Романовым, но твой прадед, впрочем, как и все последующие поколения были упёртыми словно бараны и не желали замечать очевидных вещей.

Василий Петрович в сердцах махнул рукой и начал отпускать силу, что сразу отразилось на цвете его кожи, которая начала возвращаться в норму

— Надеюсь, ты парень сможешь создать для Воронцовых, а заодно и для моей правнучки лучшее будущее, чем смогли создать твои предшественники. Ты просто обязан воспользоваться подарком этого сопляка Николая и наконец скинуть с себя все скрепы, что удерживают вас подле императорского рода.

Произнося эти слова Василий Петрович неотрывно смотрел мне в глаза и в этот момент, я видел перед собой деда. Именно из его уст, я ожидал услышать эти слова.

Я просто стоял и слушал, даже не зная, что ответить.

— Запомни мои слова. Больше подобного ты не услышишь, ни от меня ни от кого-либо ещё. И дай слово, что жертва Кирилла не будет напрасной. Освободи свой род. А это будет моим вкладом в ваше светлое будущее.

Сказав это Василий Петрович воткнул пальцы себе в предплечье и просто разорвал его. Кровь тут же хлынула из раны. Практически сразу она начала останавливаться, а жуткая рана затягиваться. Подобной регенерации позавидуют и целители.

Василий Петрович, каким-то образом поняв, что я истратился в ноль, решил немного восстановить мои силы. От его подарка я не отказался, также понимая для чего он всё это делает.

— Даша сейчас стоит там вместе с дедом? — спросил я и без подтверждения, прекрасно это понимая.

Кто ещё, кроме Воронцова, сможет вмешаться в мою сигнальную технику? Как отец передавал мне её в Афганистане, так и дед смог спроецировать на неё тысячи поддельных откликов.

И этот человек, который не передал мне ещё львиную долю своих знаний, которых не было даже у Демона, хочет пожертвовать собой?

Поговорю с ним об это после. Сейчас я оттолкнул в сторону Шуйского и побежал в сторону стоящих вдалеке фигур. Откуда только взялись силы это сделать?

Усилить себя я не мог, тупо было нечем и поэтому я просто бежал, используя лишь физические возможности, полученные от природы.

Сейчас мне было плевать на всё, я просто хотел встретиться с дедом, обнять его и сказать, что есть способ. Есть способ обойти все эти чёртовы ограничения. И для этого никому не придётся умирать.

А для своих детей я обязательно придумаю способ, как обойтись без смерти ближайших родственников. А если и не придумаю, то мы обойдёмся и без этого. Достаточно будет и того, чего они смогут достичь, уткнувшись в барьер проклятья.

Как же долго тянется время, когда ты куда-то спешишь.

Даша и дед заметили меня, но остались стоять на месте. Если деда сейчас я прекрасно понимал и на его месте всячески оттягивал момент нашей встречи, то действия Даши для меня были загадкой.

По-любому она неслучайно побежала в эту сторону и знала, что я кинувшись искать её тоже приду сюда. Но почему она ничего не сказала мне об этом раньше? Почему не предупредила?

Не буду гадать, лучше спрошу об этом у неё потом. А сейчас мне сперва нужно сделать главное.

Не став останавливаться, даже когда между нами оставалось всего несколько метров, я создал из крови Шуйского кровавый клинок и вогнал его в сердце деда, раскинувшего руки словно для объятий.

Конец третьей книги