Андрей Ездаков - Время драконов [СИ]

Это его погубило. Быстрый рубящий удар ногой в область левого коленного сустава сопровождался характерным хрустом ломаемой кости. Чудище взвыло и стало заваливаться набок. Виктор моментально переместился ему за спину и обрушил соединенные руки на клонящуюся вниз шею. Позвонок сломался сразу.

Зверь мешком рухнул на пол, его конечности несколько раз дернулись, и все кончилось.

Михнев быстро огляделся и увидел человека, лежащего у открытой двери соседнего номера в луже крови. Продолжая озираться в готовности отразить новую атаку, он подбежал к телу. Это был тот лохматый программист из отдела предварительной обработки данных, который не торопился освободить обеденный столик в кафе у ИСА. Похоже, что у него была выломана грудная кость и вспорота брюшная стенка: практически все внутренние органы вывалились наружу. В помощи он явно не нуждался, поэтому Виктор, с удивлением осознавая, что его совершенно не тошнит, быстро осмотрел открытый номер.

Там было пусто, видимо, это была комната программиста. Выскочив пулей обратно в коридор (а в своем боевом режиме он иначе как бегом или прыжками передвигаться не мог), Михнев услышал шум просыпающегося люда и быстро поднимающихся по лестнице спецназовцев.

«Да, такой вой мертвого разбудит», — мелькнуло в голове.

Однако следовало торопиться и до появления охраны привести себя в чувство. Сейчас Виктор горел, словно в огне. В состоянии бешенства температура тела резко поднималась, а потом очень неторопливо приходила в норму. Кроме того, тело буквально сжигала жажда активных действий, и вот эту жажду надо было хотя бы немного удовлетворить.

Михнев подскочил к монстру и, нимало не заботясь о сохранности его скелета и внутренних органов, принялся обрабатывать тушу ногами, приговаривая отнюдь не ласковые слова. За этим занятием его и застали два крепких бойца из спецназа, с автоматами наперевес выскочившие в коридор.

— Стоять! — рявкнул один из них.

«И бояться!» — мысленно продолжил Виктор, с радостью осознавая, что его отпускает и за ребят можно не беспокоиться, ибо поведение пробуждающейся в боевом режиме личности не всегда было адекватным. Она могла бурно прореагировать на подобный приказ. Возвращение же чувства юмора однозначно означало выход из состояния бешенства.

Михнев замер, пытаясь изобразить на лице испуг, смешанный с радостью от своевременного появления помощи. Пришлось сильно постараться, поскольку будучи от природы не слишком эмоциональным, до, во время и после боевого режима он вообще ничего не чувствовал.

Да и в целом Виктор негативно относился к рефлексивным мужчинам, мучительно обсасывающим свои неурядицы или разрывы с близкими людьми. Их стенания и бурные переживания раздражали, поскольку главным в жизни представителей сильного пола он считал Дело. Не текущую работу, хотя и относился к ней добросовестно, творчески и с интересом, а Дело с большой буквы. Может быть даже Главное Дело Всей Жизни.

Что же касается взаимоотношений с другими людьми, Михнев всегда старался быть внутренне и внешне благожелательным, но очень близко никого к себе не подпускать. Есть внутренний мир, конечно воспринимающий воздействия извне, но развивающийся по собственным законам. И в этом непрерывном процессе самосовершенствования Виктору очень помогала вера в Бога. Окружение же постоянно меняется, кто-то приходит, кто-то уходит, иногда навсегда, иногда на время. Процесс перманентный, и новые знакомые вовсе не обязательно будут хуже. Поэтому Михнев искренне полагал, что склонность к рефлексии на самом деле прикрывает обычное и, в пределах разумного, нормальное опасение перемен, разросшееся до размеров страха.

Ему удалось сыграть нужные чувства, и спецназовцы немного расслабились, но бдительности все же не теряли и стояли довольно далеко друг от друга.

— Ребята, тут такая же зверюга, как и те, что напали на нас на шоссе, сказал Виктор дрожащим голосом и, кивнув в сторону останков лохматого программиста, продолжил, как бы с еще большим страхом: — Она его совсем разорвала.

Похоже, солдаты только сейчас разглядели труп. Один из них, тот, что был ближе, подошел к двери соседнего номера и, стараясь не наступить в застывающую кровь, нагнулся. Когда он отвернулся от разорванного тела, лицо его стало мучнисто белым.

— Блин, как его разворотили.

— Это все монстр, — Михнев снова пнул лежащую тушу и почувствовал, что сзади, в номере, что-то неладно.