- В самом деле - "мало ли что". Не скучай без меня. Я скоро. Надеюсь...
Шпарин, приглядываясь, походил вдоль ёлочный стенки, остановился, шагнул вперед и исчез. Экстрасенс обеспокоено смотрел на часы, стрелки которых бежали в обратную сторону, вставал, садился снова на траву, бродил у сухих ёлочек, и, сделав несколько попыток забраться за стену, в отчаянии прошептал:
- Миша... Ну где ты... Неужели опять бросил...
Когда обе стрелки остановились на цифре "двенадцать", Шпарин неожиданно вывалился из елок и сделал приглашающий жест.
- Всё на месте - поселок, тропинка, развилка, пенёк, и даже мухоморы. Того же роста и цвета. Как говорится: удивительное рядом. Вставай.
- Ты знал?..
- Немножко догадывался.
- Как немножко?
- Слегка. Чуть-чуть. И ближе к сегодняшним дням. Но...
- Я тебя сейчас убью! - сказал Маралов, кривясь лицом. - Что но, что но...
- Ты тогда в подземелье так не спросил, как я сюда попал.
Лесная тропинка вывела их к картофельному полю, друзья перешли его и остановились у кирпичного дома с коричневой крышей.
- Валера, какой сегодня день? - спросил Шпарин у мужчины вытирающего лобовое стекло серого "Форда".
- Воскресенье с утра, - буркнул Валера, бросая тряпку в ведро.
- А число?
- И число то же - двадцать пятое. Не смешно, Миша. В город поедешь?
- Не сегодня, - ответил Шпарин, открывая калитку. - Хеппи его в энд, Дружище. Наконец мы дома. Заходи.
Экстрасенс обнял Шпарина и вдруг заплакал.
- Ну-ну, Николаич, ты это, не раскисай... - растрогано сказал Шпарин, поглаживая друга по лысому черепу. - Жизнь не кончилась, жизнь продолжается и волосёнки опять отрастут.
Они приняли душ и после борща, которым накормила Евдокия Семеновна почему-то совсем не удивившись скорому возвращению, новому приятелю, другой одежде и Шпаринским ранам на лице, разомлевшие друзья вернулись к Шпарину и улеглись спать. Сергей Николаевич, как гость, почетно разместился на деревянной скрипучей кровати, Шпарин улегся на потёртый диван, долго вертелся, вздыхал и мучался сомнениями. Крыша дома казалось немного светлее, Евдокия Семеновна моложе, а у Валеры "Форд" вроде был белого цвета и без тонировки. Мысли Шпарина потихоньку перебрались к феномену "дубликатов" на территориях дежавю. Двойников в том или ином исполнении по самым скромным прикидкам выходило не менее девяти. "Но могут быть и неучтённые, моим пытливым умом, двойники (кто нас вездесущих считал?)". В этом месте ему вспомнилась давно придуманная другими пытливыми умами (а может и коллективным сознанием "дубликатов"!) эгоцентрическая модель устройства Вселенной, отравленная неимоверным солипсизмом, - множество Миров, квадрильонов Миров, в каждом из которых был он. В его тяжелом случае эта модель называлась: Я "пуп" Земли. Но и эта модель Вселенной не объясняла необыкновенных приключений, пока Шпарин не подкрался ещё к одной версии о существовании во всех Мирах подобных "Холмов" однажды вошедших в Резонанс... И породивших ХроноШторм. Со всеми вытекающими отсюда хронозавихрениями и чудесами. Все еще в сомнениях по поводу такой эгоцентрической Вселенной с бесчисленными "Холмами", Шпарин закрыл дверь в комнату, где начал похрапывать Сергей Николаевич, улегся обратно на диван и подумал: "Что я беспокоюсь? Даже если это и не моя среда обитания, то, во всяком случае, очень похожа. А я живу везде и мне везде хорошо. Брошу писать про любовь и займусь фэнтези. Материала на пару толстых книжек". Здесь ему в голову пришли мысли о киберсциентической модели Вселенной, МетаВселенной из бесконечно вложенных друг в друга Подобных Миров с неограниченнейшей вариабельностью. Решив поразмышлять об этом поутру вместе с Сергеем Николаевичем, Шпарин успокоился и уснул.
Мысли Сергея Николаевича двигались в том же направлении, он даже додумался о существовании незатухающего искаженного ХроноЭха, значительно усложняющего жизнь попаданцам в Подобных Мирах и делающего ее иногда просто невыносимой. "Мы с тобой хроники, Миша, хронавты, а ты бы сказал, что я еще и хроналконавт, - думал Маралов, прислушиваясь к звукам в соседней комнате. - Поэтому я про Эхо тебе ни за что не скажу, а если ты считаешь, что мы дома, то я в этом не очень уверен".
Дыхание Шпарина стало ровным. Сергей Николаевич прекратил изображать спящего, заглянул в комнату, где спал Шпарин, прокрался на кухню и, схватив коробку спичек, бросился из дома.
Картофельное поле, тропинка, елочки. Сергей Николаевич натаскал хвороста, обложил сухие стволы напротив мшистого пня и поджег газетой, предусмотрительно захваченной из дома. Елки вспыхнули яркими факелами. Сергей Николаевич бросил спички в пламя и, протянув руки к огню, довольно произнес:
Читать дальше