Ринат Таштабанов - Метро 2035 - Воскрешая мертвых [litres]

«Вставай, тварь! Вставай! – приказываю я сам себе. – Докажи, что они умерли не зря! Поднимайся, Тень!»

Скрежещу зубами до крошева на языке. Не знаю, что происходит у меня в голове, но я чувствую, как храмовники смотрят на меня. Верят. И я не могу их подвести. Забиваю боль, раскалывающую голову на части, в глубину нутра и, сомкнув пальцы на рукояти топора, поднимаюсь. Как бы я ни ненавидел Митяя, сейчас мне нужен холодный рассудок. Человеческие чувства в сторону! Слышу, как топор Митяя рассекает воздух. Руки, опережая разум, действуют сами. Поднимаю топор и парирую удар. Получаю рукояткой по пальцам. Шиплю от боли и едва не выпускаю оружие из рук.

Отскок!

Выпад!

Лезвие проносится в сантиметре от моей головы, обдавая холодным ветерком. Успеваю отклониться и, резко присев на правую ногу, рублю наотмашь сверху вниз. Судя по крику, задеваю Митяя, но лишь слегка. Нельзя чтобы он понял, что я слепой. Его самоуверенность – мой козырь. По хрусту снега понимаю, что Митяй обходит меня по кругу. Он перебрасывает топор из руки в руку. Замахивается и начинает крутить оружие. Я пячусь. Пытаясь понять, где находится его топор. Громкий хруст слева! Значит, он опирается на правую ногу. Топор поднимается вверх и…

Я стою, выделяя из всех звуков – от треска горящих построек до подбадривающих криков чистильщиков, только один – свист лезвия, рассекающего воздух. Резко разворачиваюсь в тот момент, когда мне уже почти раскроили башку, я словно вижу, как Митяй, по инерции, проваливается вниз, а я, делая шаг назад, с коротким замахом опускаю топор ему на шею. Вкладываю в удар всю боль, всю ненависть, злость и желание его убить.

Хрясть!

Лезвие врубается в мышцы, сухожилия и перерубает позвонки.

Тук.

Это отрубленная голова Митяя падает в утоптанный снег, на который льётся кровь.

Я ещё не верю в то, что у меня получилось это сделать, как слышу бешеный вопль главы чистильщиков.

– Тварь! Тварь!

Его злоба передаётся остальным как заразная болезнь. Щелкает затвор. Колесников орёт:

– Сжечь здесь всё! Всех, кто остался, загнать в пристройку и тоже сжечь, а этот пусть смотрит! За неисполнение пристрелю!!!

Хочу заорать: «Ты же дал слово!», – но меня отрезвляет звук одиночного выстрела. Плечо жалит огнём. Топор валится из рук. Падаю. Сквозь крики храмовников, мат и выстрелы чистильщиков слышу, как Колесников направляется к машине.

«Все, конец, – думаю я, – но всё же я выиграл немного времени. Вот только для чего?»

Меня окружают. Бьют ногами. Закрываю голову. Затем куда-то тащат. Привязывают к бревну. Слышу, как снаружи заколачивают двери церкви. Молотки часто стучат. Изнутри доносятся крики ужаса женщин и детский плач. Затем что-то катят. Бочки. Судя по запаху, храм обливают топливом. Топот ног. Со стуком открываются крышки ящиков. Доносится приказ: «Осторожнее с запалами». Значит, не всю взрывчатку рванули в грузовике. Минируют церковь? Судьба снова горько посмеялась надо мной. Круг замкнулся с того, с чего начался. Я снова ничего не могу сделать, только в прошлый раз они убили Машеньку и моего сына, а сейчас из-за меня погибнут десятки ни в чём неповинных людей.

Пытаюсь вырваться. Кричу. Осыпаю всех проклятиями. Прошу убить только меня, но чистильщикам нет до этого дела. Они как машины, тупо исполняют приказ. Наверное, нет справедливости на этом свете и, хотя я убил Митяя, это не приносит мне радости. Колесников всё ещё жив, и я снова убеждаюсь в том, что стоит мне взять в руки оружие, погибает тот, кто мне дорог.

В голове крутятся цифры обратного отсчёта. Перед глазами возникают образы погибших. Они протягивают ко мне руки. Ждут. Если говорят, что перед смертью вспоминаешь всю свою жизнь, то я не вижу никого кроме мертвых. Значит, так я и жил. Мертвым. Я словно воскрешаю их в памяти и больше ничего. Хочется рыдать от бессилия, но не могу выдавить даже слезинку. Всё, это конец. Так я и сдохну, забрав с собой Авдия и остальных…

Внезапно до слуха долетают отдалённые нечленораздельные вопли. Хлопают ружейные выстрелы. Затем раздаются автоматные очереди и крики чистильщиков. Ещё и ещё. Ворчит пулемёт. Снова гортанные крики. Топот десятков ног. На этот раз гораздо ближе. Словно приближается орда. Прислушиваюсь. Сомнений нет. Так могут вопить только потрошители.

Слышу быстрые шаги. Кто-то отдаёт приказ:

– Перегруппироваться! Живо!

– Они наступают!

– Назад! Назад! К воротам!

Голоса чистильщиков забивает грохот пальбы и вопли.