Евгений Витязев - Молох

— Дамочка, приобретаем Да Винчи — ни о чём не подразумевающий купец налетал на Чулок. Литовка, в отличие от самого продавца, его узнала. Подбитый нос украшал морду. Позади покошенный прилавок и «баба с младенцем» как главный лот.

Взмахом сабли диггерша аккуратно сорвала торгашу голову с плеч. Создавалось впечатление, что картина с Мадонной и ребёнком неуязвима, ибо потоки крови заливали всё, что можно, кроме полотна. Когда же голова спикировала на землю, толпа, точно по залпу Авроры, кинулась на станцию, уничтожая всё на своём пути. Вот так на глазах меняется история: сто с лишним лет назад крейсер палил по Зимнему, сейчас достаточно одной скошенной головы и галлона крови подобно красному фонарю истории.

Не прошло десяти минут, как половина станции вплоть до перехода на Спасскую была отвоёвана сепаратистами. Немедленно создавался заслон из того, что уцелело в ходе тактики «выжженной земли». Прежде, чем двинуться дальше, дабы перекрыть тоннели и последний переход к Сенной, пришлось отбить две атаки со стороны Четвёртой линии. Непропорциональные потери стали на руку мятежникам, не смотря на численный перевес купцов и прибегавших солдат. Количество жертв Чулок с четверти сотни тут же перепрыгнули до полсотни, после чего женщина сбилась со счёту.

Ближе к десяти утра оккупанты приблизились к Сенной, не давая защитникам Синей ветки прорваться на станцию. Там же потеряли Мамонта: шальная граната угодила точно под ноги. Спустя мгновение президент Славы лишилась обеих ног. Литовка одна оттащила женщину в сторону, так и не успев при этом проститься. Мамонт к тому времени была мертва, лишь культи какое-то время продолжали нервно пульсировать.

Точно Жанна Д-Арк, встав впереди остатка повстанческого войска, Белый Чулок отбивались от яростных атак сенных. Садовая к тому времени перешла в руки Купчинскому Альянсу. Последние потери среди КУ пришлись спустя полчаса после отпора Четвёртой ветки. Случилось то со стороны Спасской. Двадцать смельчаков во главе с диггершой, выстраивали мощные редуты и стены из трупов. Благо, последнее не в первой приходилось делать. Будучи к одиннадцати часам укрепления стали готовы, и в то же время со стороны Звенигородской и южных станций пришло подкрепление в размере тридцати-сорока человек. Если верить Молоху, часть веганских, сражающихся за юг жёлтой ветки (вплотную приблизившись к грибникам), также укрепит мощь повстанцев, сведя на нет сопротивление Спасской. Так и так, пробиться на КУ можно было теперь только через Узел, одно из звеньев которых всецело контролировала горстка хиппи и до селе никому неизвестный Альянс во главе с Борисом.

К двенадцати состоялись переговоры, в ходе которых Борис, пришедший со Звенигородской, дал понять, что станция отходит во владения мятежников. Параллельно состоялись похороны Мамонта и передача полномочий по Садовой в руки Белого Чулка. Борис де-юре торжественно провозгласил себя единоличным правителем Бухарестской — Дунайского, оставив, как и обещал, владения на Обводном хиппи. Плюс Звенигородская шла им в придачу, оставляя, как и раньше, Волковскую нейтральной станцией.

К тому времени, уничтожая всех и вся на Спасской (оставив независимыми на Четвёртой ветке три станции: Дыбы с загадочной Народной и Театральную) подтянулись веганы. Орды солдат-переростков, словно с другой планеты, маршировали по Садовой. Сенная, остававшаяся последним оплотом сопротивления на Узле, не догадывалась, что вот-вот с юга на неё начнётся наступление коммунистов. Последние, в свою очередь, собрав за ночь отряд с юга Второй ветки (побрезговав рабочими с Купчино), с тяжёлыми потерями отвоевали Техноложку 2. Размазжывая черепные коробки прикладами и штык-ножами Калашей, армия Товарищей, ликуя, выходила к блокпосту на Техноложке 1. Так вершилась, утопая в крови, история: под бой аплодисментов.

На подходе к Чернышевской прямо на железнодорожных путях начинались пепелища. Приходилось буквально обходить стороной горки пепла и человеческие кости. Как известно, последние воспламеняются при температуре, превышающей тысяча сто градусов: даже в печах крематориев кости сгорают не всегда. В воздухе ощущался запах гари и поджаренного мяса. Ахмету временами приходилось протирать слезившиеся от зловонного запаха глаза, чего не скажешь о жмуре, которому было всё по барабану. Неужто, обоняние вместе со зрением также решили взять отгул длиною в жизнь?