Сергей Кусков: После навсегда

...Но комиссия - это поражение. Её личное. Очередное. А она так хотела растить сына САМА...

- Нет. Мы остаёмся, - отрезала она.

- Но!..

- Как же!..

- Нет, это неслыханная наглость!.. - вновь раздался хор родительских голосов.

Она прошлась по кабинету директора и остановилась перед сыном. Присела перед ним на край стола. Опустила руки в карманы брюк. Уставилась пронзающим укоряющим взглядом, полностью игнорируя шумовой фон. Пусть поймёт, что она хочет.

Хуан выдержал. Шумовой фон пропустил мимо ушей - давно выработал иммунитет, но под её взглядом держался долго, опустив глаза аж через полминуты. То есть, вину чувствует, но не такую, чтобы очень. А правоту чувствует хорошо. Что с познавательной точки зрения очень интересно.

- Равняйсь! Смирно! - рявкнула она командирским голосом. Сын вытянулся, встал по стойке. Родители же вновь недоумённо заткнулись - не привыкли к такому обхождению, да ещё с чадами. Не обращая на них внимания - они не были ей интересны, она дала команду 'вольно' и обратилась к сыну с почти сочувствием:

- Хуан, с точки зрения стратегии, что нужно делать, если перед тобой противник, в несколько раз превышающий тебя по численности?

- Мам...

- Не мам! Отвечай на поставленный вопрос! Я задала его тебе чётко и недвусмысленно!

Хуан определённо прошептал что-то про себя, покраснел от досады, но взял себя в руки и ответил:

- При обнаружении противника кратно превышающего тебя по численности необходимо немедленно отойти на укреплённые позиции и занять оборону. После чего, организовывая короткие контратаки и отходя назад, на позиции, нащупать слабые места противника и организовать его рассечение на малые части. Которые возможно уничтожить имеющимися силами поочерёдно, не вступая в бой со всеми силами одновременно. Ну, как-то так, дословно не помню.

В кабинете повисло ошарашенное молчание. И родители, и директриса разинули рот.

- Дословно и не нужно. Суть понимаешь. - Она довольно кивнула, сделала паузу. - Ну и? Что ты должен был сделать? Как поступить согласно знаниям, которыми ВЛАДЕЕШЬ?

Тишина. Хуан вжал голову в плечи ещё сильнее - хотя куда ж ещё? Она продолжила:

- Ты должен был отступить. Что бы они ни сказали тебе, ты должен был отступить! На заранее подготовленные позиции - где им будет недосуг тебя бить скопом. После чего рассечь их и бить поодиночке.

- ПООДИНОЧКЕ, Хуан! - закричала она. - Встречать их и мочить по одному! Чтоб знали! А что сделал ты?

Хуан готов был провалиться. Директор же и родители вновь взорвались. Новым аргументом в их слюнобрюзжании было : 'Чему эта стерва детей учит! Бить детей! НАШИХ детей!' Особенно с аргументами усердствовала директриса, только сейчас понявшая до конца, в какую задницу попала. Весь её курс в пединституте, вся её педагогическая практика, все знания и навыки, полученные в жизни - всё разбивалось о неё, такую грозную и прекрасную, обучающую ребёнка не миру гармонии и общения, а наоборот, насилию и холодному расчёту во взаимоотношениях со сверстниками. А так же, что ничего она ей не сделает, как бы ни хотела.

- Что они тебе сказали? - кивнула она на потухший визор во всю стену, где ей только что демонстрировали запись инцидента.

- Что ты... - Хуан напряжённо хапнул воздух - сбился. - Что ты...

- Быстрее! - повысила она голос. - Я не девственница перед брачной ночью, можешь не стесняться таких мелочей, как эпитеты!

- Что я сын грязной корпусной шлюхи!.. - почти выкрикнул Хуан и снова опал, краснея.

Катарина засмеялась. И так заливисто не смеялась уже давно.

- То есть, ты полез драться, заступаясь за меня? За мою честь?

Ответа не требовалось.

- Да уж! Папочка номер два! Один в один! - Из её груди так же вырвался вздох. Не тяжёлый, скорее вздох раздумий и воспоминаний. Непростых, вставшая перед ней проблема была достаточно серьёзна... Но не нова.

- Хуан, мне плевать, что думают обо мне эти грязные людишки! - небрежно кивнула она в сторону вновь притихшей массовки. - И тем более плевать, что говорят.

- Я не позволю называть свою мать шлюхой! - Хуан вновь взорвался. Закипел, зло сжимая кулаки. Из глаз его потекли слёзы горечи.

Она улыбнулась и присела перед ним. Провела пальцем по щеке, стирая слезинку. - Хуан, твой отец бы гордился тобой. За то, что так относишься к матери. Он сам поступал так же. Всегда.

- Но он не будет гордиться тем, КАК ты меня защищаешь! Понимаешь? - отрезала она.

Нет, Хуан не понимал. Пока. Слишком горяч, слишком молод. Четырнадцать - это даже не восемнадцать. Но говорить слова надо - дойдёт. Остынет, взвесит, обмозгует... По крайней мере, с другим Хуаном это срабатывало.