Кайла Олсон: Империя из песка

– Иди. Тарелка никуда не денется. – Капитан забрасывает дольку в рот и продолжает, жуя: – Кто-то ведь должен управлять кораблем.

И он поднимается на верхнюю палубу.

А я остаюсь наедине с Лонаном. Настоящим Лонаном.

– Я пойму, если ты не захочешь приближаться. – В его голосе звучит боль, хорошо мне знакомая. Так бывает, когда слишком много эмоций исчерпали себя. – Твой отец сказал, что Ава мертва. Он рассказал мне… все… Я не… я больше не… – Лонан сглатывает, осекшись.

Не причинит мне боль. Не убьет.

– Не надо, – отзываюсь я. – Я запрещаю тебе меня отталкивать.

Признаюсь: отделить кошмары от истины, с которой они плотно сплелись, не слишком легко. Ладони Лонана на моем горле, пустые, ничего не выражающие глаза… но я ни за что не позволю кошмарам победить. Мы все переживем, нам просто нужно утопить те страшные воспоминания в новых. В истинных.

Подхожу ближе, усаживаюсь на скамью. Лонан не опускается рядом, пока я его не приглашаю и ему не становится предельно ясно, что я этого хочу. Мы наблюдаем, как остров уменьшается в размерах, а затем полностью исчезает из виду.

– Не знаю, как передать тебе, Иден, насколько мне жаль.

Чувствую, как Лонан ищет мой взгляд, и, наконец, перестаю глядеть на бескрайний океан.

– Это был не ты. Ты бы не стал.

– Нет, это был я.

– Нет, не ты. Ава.

На его лице – невероятная скорбь, вина.

– Я должен был сопротивляться сильнее. Должен был лучше себя контролировать.

– Ты не мог.

– Если бы не Хоуп и не твой отец… – Голос Лонана срывается. – Мне очень жаль… Ужасно себя чувствую.

К моим глазам подступают слезы. К его – тоже.

Лонан рассказывает, как Хоуп расслышала через динамики мои крики и побежала за помощью. Грей выстрелил в Аву дротиком, увидев на экране, что творилось с Пеллегрином. Однако без пароля Овна Грей не мог отменить приказы, а попытавшись связаться с моим отцом, понял, что того заперли в камере вместо Алексы.

Оказывается, мой папа не умирал и даже не был ранен. Сколько же лжи нам убедительно скармливали! Когда вполне живая Алекса очнулась и начала звать на помощь, Ава обманом заставила отца отправиться за ней – и заперла дверь, как только он отвернулся. В лаборатории Ава откорректировала Алексу в своих целях и связалась со мной через Феникса. Никто и не понял, почему она так долго выжидала, а не натравила парней на нас с Пеллегрином еще до нашего прибытия на остров. Ладно, причину мы все равно никогда не узнаем.

Получается, что Ава действительно «понесла наказание». Теперь она точно никому не помешает: ни на острове, ни где бы то ни было еще.

Лонан рассказывает, что его параметры достигли критического уровня и папа был вынужден перепрограммировать Лонана вручную, возвращая его в исходное состояние.

Но Лонан – настоящий Лонан – пришел в себя.

Да уж, Ава постаралась, но в последнюю минуту отец спас меня. И Лонана.

– То, что случилось, не имеет никакого значения, – говорю я.

Тот ПсевдоВолк не был Лонаном.

– Мне так жаль, Иден. Прости меня… Ты едва не умерла из-за меня, у тебя на шее остались синяки… Ты почти сутки была без сознания. Боже мой, Иден!.. А самое плохое, что виноват все-таки я. Ты – единственное, что со мной случилось хорошего за эту войну, и я чуть тебя не убил.

Лонан умолкает и замыкается в себе, погрузившись в свои мысли.

– Эй! – зову я, но Лонан слишком далеко – и не докричишься. – Э-эй!

Он поднимает взгляд. Голубые глаза блестят.

– Ты мне доверяешь? – спрашиваю я.

Вижу, что ответ будет «да».

– С того самого момента, как ты бросилась за Алексой в океан.

– Тогда доверься мне в том, что и я тебе доверяю, Лонан. Мы выжили, а значит, теперь мы сумеем справиться с чем угодно. Ты – не виноват. Это был не ты.

Между нами – меньше трех футов, а кажется, что целый океан. Я хочу быть к Лонану ближе – гораздо ближе, чем с кем-либо раньше. Даже ближе, чем с Берчем. Это, наверное, нечестно по отношению к нему. Воспоминания о его смерти никуда не уходят, продолжая терзать меня где-то на грани сознания. Но война, исчертившая лицо моего отца новыми морщинами, изрезала и меня. Я уже не та, кем была с Берчем.

Его гибель в каком-то смысле переместила меня туда, где я уже никогда не стану прежней Иден.

У Лонана тоже есть шрамы. Мы оба иссечены, сломаны, разорваны и скреплены лишь верой, надеждой.

Я падаю, качусь по скользкому склону, а потом позволяю себе оставить прошлое позади.

– Хочешь сесть поближе? – похлопываю я ладонью по свободному месту на скамейке.