Максим уже не вникал в смысл последних фраз, он услышал только: «катализатор распада», такие знакомые из-за дедушкиной привычки тащить работу в дом слова… Нет никакого образца! Его испортила радиация или еще что-то. И все это было напрасно?! Может быть… Или все же нет? А видение мертвой станции Китай-город, сестры, задушенной газом, уплывало, таяло, как забытый поутру привидевшийся страшный сон… Сима этого не поняла, поэтому недоумевала, почему ее самый дорогой человек, с которым она уже почти попрощалась, тоже смеется, вздрагивая всем телом, и при этом его глаза блестят, как от слез? И улыбнулась. Ведь если всем так смешно, то все закончилось хорошо!
– А с чего веселиться, Семен Михайлович? – едва сдерживаясь, чтобы не орать, спросил Юшкевич. – Предположения подтвердились, потенциальная опасность для Полиса не моя выдумка. И я с самого начала был прав!
– Конечно же, прав, – брамин обошел дрезину и приблизился.
– И все эти ваши… гипотезы проверю со специалистами и не один раз! И парня, как заштопают, на повторный допрос, чтобы все подробно и под протокол рассказал. Припомнят вам на Совете вашего Липенко, припомнят! И самодеятельность его, и стрельбу, и сговор с целью скрыть новые разведданные, о которых он немедленно должен был доложить, куда следует. А именно – мне лично! И полетите вы, Семен Михайлович, из Совета Полиса прямо на его место… И то, если повезет.
Полковник ухмыльнулся, довольный, что хотя бы одно его сокровенное желание исполнится. В ценность информации о химоружии он уже и сам не верил, жаль, что так все обернулось, но против природы не попрешь. И стал теперь этот образец безвреднее соды, протухнув под радиационным воздействием, если вообще когда-то существовал в реальности, а не в воображении полубезумного архивариуса.
– Парня ты оставишь мне, – будто и не услышал этих слов Крушинин, взглянув на дрезину, где застыл в ожидании раненый и блеснули отраженным светом широко раскрытые глаза Серафимы. А сам он сейчас, как никогда, напоминал инквизитора, мудрого, но бесстрастного, лишенного человеческих чувств. – Когда информация теряет военное значение, она переходит к браминам. Вместе с Максимом Белявским.
– Не слишком много на себя берешь?! – возмутился Юшкевич.
– Не слишком. Один кшатрий как-то раз высказал мне интересную мысль: брамины правят только потому, что им это позволяют, – старик выдержал многозначительную паузу, глядя во тьму, будто и она могла подсказать ему нечто новое и любопытное. – Но я бы поспорил, кто кому позволяет. Наш клан собирает знания, и нам сгодятся даже те, что представляют собой уже чисто академический интерес… А знаний так много, они просто беспредельны! Например, о том, как именно ты стал полковником.
Лицо замершего вдруг начальника разведуправления скрывал полумрак туннеля, и даже голосом ошарашенный Юшкевич себя не выдал: какой бы темной ни была его история, вытаскивать ее на свет заново он не собирался. Крушинин похлопал полковника по плечу.
– Да уж, ты хотя бы с ветерком прокатился. А я-то, старый идиот, на поверхности жизнью рисковал. И все зря! Пойдем, Юрий, пойдем… Иногда и наша с тобой важная работа заканчивается полным пшиком, тебе ли не знать.
Грязно выругавшийся Юшкевич сам сел за руль дрезины и резко дал задний ход – если бы не Симка, Максим слетел бы с платформы, а так лишь вынырнул из забытья от резкого толчка. С визгом тормозов остановив дрезину возле своих бойцов, занявших позиции в темноте, полковник рявкунл:
– Че встали?! Залезай, поехали. И остальных сейчас подберем, – после чего обернулся к брамину и добавил, – езуит ты старый, а не идиот. Натурально, езуит!
Максим улыбнулся краешком губ: «Вот теперь, кажись, и правда все».
Адвокат чувствовал, что даже боль отпускает его, внутри разжалась невидимая пружина, лишь руки сестры еще надежно держали на этом свете, не давая забыться, улететь туда, где нет никаких браминов и кшатриев, теперь и здесь можно жить. Вдохнул, тут же пожалел об этом – сломанные ребра снова впились в бок, как гвозди.
«Что будет дальше? Знать бы. Полкан, конечно, конкретный зуб на меня имеет, а с его авторитетом в Полисе может любую подляну устроить. С другой стороны, батя всегда учил, что проблемы лучше решать по мере поступления. Смог выдержать это все – справлюсь и дальше. Вот только отлежусь мальца, тогда и посмотрим, кто кого. Глядишь, и дед-брамин прикроет. Симка ему глянулась. Это хорошо. Это правильно…»
Читать дальше