Юлия Андреева - Геймер, тетралогия в одном томе

Ну, ничего, еще с десяток ступеней, а там можно будет уже и отдышаться.

«Господин еще недалеко ушел. Ох, ноги… Когда Арекусу не станет, я закончу срок своей службы ему, своей жизни на этой земле», — с улыбкой на красном от натуги лице подумала Фудзико, и на душе ее сделалось отрадно. Она давно уже решила не стричься в монахини, как это было принято в обществе, а просто уйти из жизни, и теперь час ухода стремительно приближался.

Амакуса Сиро проснулся в своем походном шатре оттого, что кто-то тронул его за плечо. Юноша открыл глаза и доверчиво посмотрел в сторону нарушителя спокойствия.

— Доброе утро, мама. Вы уже встали. А я, лентяй, валяюсь. — Он потянулся, с удивлением обнаруживая, что Марико мрачнее кредитора, когда тому не отдаешь в срок должного. — Я в чем-то провинился? — По его лицу тенью пронеслась тревога.

— Почему ты не ответил мне ударом? Один Будда знает, кто мог подкрасться к тебе во сне.

— Не мог же я ударить свою мать. — Сиро пристыженно опустил глаза.

— Врешь! У тебя даже меча нет! Я же велела всегда держать его у ложа! — Марико была вне себя от злобы.

— Ну, это так неудобно. И кто здесь тронет меня? — захныкал Сиро, по-мальчишески прячась от матери под накидку, служившую ему одеялом.

— Да кто угодно! Отец Марк тебе сто раз говорил, насколько ты важен для нашей миссии, для всех нас.

— Я не хочу быть важным. Я хочу просто жить. — Сиро сел, обреченно свесив голову со сбившимися со сна волосами.

— Твой дед ищет тебя по всем ханам, для того чтобы убить. Ты же помнишь, что я тебе рассказывала. Найдет — зарубит.

— Хорошо, я постараюсь в следующий раз быть осторожнее.

Марико подсела ближе к сыну, привычным движением извлекла из стоявшей возле постели шкатулки гребень и начала причесывать юношу. Тот молча терпел, позволяя матери выместить злобу на его волосах. Когда самурайский пучок был готов, уже успокоившаяся Марико не без удовольствия осмотрела свою работу, найдя ее идеальной.

— Я даю слово, что в следующий раз буду спать в обнимку с катаной, — Сиро поцеловал мать, — ну, честное слово. Я буду беречься.

— Единственное правильное в этом случае решение будет опередить твоего деда и прикончить его. — Марико снова помрачнела.

— Но он же твой отец! — Сиро застыл, держа в руках штаны хакама, его глаза умоляюще смотрели на мать. — Я не смогу поднять руку на собственного дедушку.

— Несколько лет назад отец Марк уже присылал к нему нашего человека, который устроил резню в доме твоего деда. Он убил слуг и служанок, вырезал охрану и не тронул никого из членов семьи. Твой дед, и особенно твоя бабушка Фудзико, должен был бы понять этот намек. «Вы не знаете, где мы прячем Амакуса Сиро, но мы знаем, где находитесь вы. Вы не можете дотянуться до нас, а мы дотягиваемся и запросто забираем жизни». Но даже это не остановило твоего деда, значит… единственный способ…

— Нет! — Сиро чувствовал себя несчастным.

— И еще одно. Много лет наши братья во Христе терпят лишения и издевательства даймё, на земле которых им приходится находиться. Каждый день в нашу общину приходят все новые и новые жалобы. Особенно это касается нашего злейшего врага проклятого во веки веков Масуда Токисада. Ты сам видел безносых молодых крестьянок, людей, которых этот нелюдь обращал в живые факелы. Распятых детей. Разве ты не присутствовал на венчании, на котором этот дьявол вместе с сотней своих самураев насиловали невесту и забили до смерти жениха? Мечи, арбалеты и даже огнестрельное оружие давно готовы, наши люди ждут только сигнала, чтобы подпалить дом проклятого Токисада, уничтожив и его, и его разбойников. Все ждут только тебя.

— Я против мести. — Сиро уже оделся и теперь глядел на мать сверху вниз, уже не кроткий ангел, каким она привыкла видеть его с самого детства, — нависающая над дорогой скала упрямства.

— Но ты должен! — Марико чувствовала, что теряет над ним власть. — По донесению наших разведчиков, твой дед находится в дне пути от Нагасаки.

— Я ненавижу, нет, я всего лишь презираю Масуда Токисада, но жечь дом, убивать… Христос велел прощать. Впрочем, если отец Марк или наши братья желают убивать, я не стану им мешать. Я много раз говорил уже и отцу Марку и вам, что хочу просто жить вместе с вами и Анной. И чтобы она подарила мне наследников.

— Но должен пойти именно ты! — Марико перешла на шепот. — Ты — мой Сиро! Мой Иероним! Мой прекрасный мальчик. Ведь именно ты предсказан как спасение для всех христиан Японии. Это тебе на руки садятся птицы, ты оживляешь мертвых и лечишь больных. Это ты ходишь по водам яко посуху. И если пойдешь ты — за тобой пойдут и все остальные. Ты же можешь это, мой мальчик! Ну хотя бы за смерть своего отца, за добряка Омиро Дзёте, после кончины которого я так и не вышла замуж. Ведь этот убийца — твой дед, он с самого моего детства говорил о рождении мальчика Амакуса Сиро, который будет спасением для христиан и которого он — жестокий человек — поклялся убить. Представляешь, каково мне было, выйдя замуж за твоего отца, познакомиться с тобой! Когда родители Дзёте — твои те бабушка и дедушка, о которых у нас дома почти ничего не говорили, — когда они провинились перед своим господином и в один день ушли из жизни, а наш сюзерен по своей доброте дал нам имя Амакуса, и я впервые поняла, что ты и есть тот самый Амакуса Сиро… не представляешь, что я почувствовала тогда. Поэтому мы и перестали общаться с моей семьей. Поэтому и прятались в этой общине. Ты — тот самый Амакуса Сиро, который сумеет поднять людей и наказать узаконивший убийства мирных христиан сегунат, дав понять, что у нас тоже есть честь. И сейчас пришло твое время!