Юлия Андреева - Геймер, тетралогия в одном томе

Намаявшись с поиском работы, Иэёси обнищал до последней степени, запил и хотел уже покончить с собой, бросившись в колодец, как вдруг судьба сжалилась над ним, послав спасение в лице очаровательной особы возраста спелой сливы.

В тот день пьяный Ёся забрел в чьи-то ворота да и уснул на пороге, загородив кривыми волосатыми ногами проход. Так что несколько часов через него просто перешагивали идущие по своим делам люди.

— Вот скотина, нализался! — услышал над собой Иэёси-сан и попытался сесть.

— Извините, — промямлил он и посмотрел на обозвавшую его скотиной женщину. Но увидел только шелковую оранжевую хламиду монахини, волнующе раскачивающуюся прямо перед его лицом.

— Ну, чего уставился, пьяница? — ехидно поинтересовались сверху.

— Думаю, — ответил Ёся, которому было уже все равно, какое сложилось мнение о его поведении у злобной женщины. Со своего места он ясно видел, что на улице проливной дождь, а у него не было с собой ни зонта, ни самой плохонькой накидки, в то время как пока еще он находился если не в самом доме, то под удобным козырьком, расположенным над входом во двор, и здесь было вполне тепло и сухо, а откуда-то даже приятно тянуло рыбным супом. При мысли о еде живот Иэёси-сан призывно заурчал, а рот наполнился слюной.

— Ага. Все вы думаете, думаете, философы… А я полдня бегаю, служителя из синтоистского храма не могу найти, утром еще ветер сорвал на втором этаже амадо, вода в дом так и хлещет, все татами небось промокли. Что ты будешь делать?! А в женской общине никто не умеет молотком махать. — Она посмотрела на Иэёси-сан. — А может, вы, господин, попробовали бы? Я ключницей здесь, так я вам и заплачу. — Говоря это, женщина размашисто перекрестилась и, вытащив из-за пазухи серебряный крестик, приложилась к нему губами. — Пойдемте со мной, господин, а то в обители ведь одни женщины, ну что мы можем. А я еще и покормлю вас, чая налью, а может, и чего покрепче. А?

— Отчего же. — Иэёси-сан встал и направился на второй этаж за ключницей.

Тяжелые ставни амадо действительно оказались сорванными с места, так что Ёси пришлось повозиться с ними, сначала полностью сняв их и поставив на пол, а затем, подправив крепление принесенными женщиной инструментами, водрузил на место.

Но тут он заметил, что за время работы его сандалии промокли, словно он бродил под дождем, пришлось брать тряпку и спешно убирать воду, затем вытаскивать промокшие татами и помогать монахиням переносить их в сухое помещение. За всеми этими работами прошло полдня, так что когда комната была полностью прибрана, Иэёси-сан уже так устал, что мог только добраться до трапезной, где его накормили до отвала. А позже уложили спать в уголке, так как во время борьбы с водой выяснилось, что почти половина внешних ставней в общине находится в состоянии негодности и не сегодня завтра упадут, причиняя неприятности святым сестрам.

В женской общине «Девы Марии скорбящей» было все — просторные кельи монахинь, трапезная и кухня, личные покои настоятельницы матери Терезы, а также зал для моления, исповедальни, комната для медитаций, кладовки и многое, многое другое. И все это требовало догляда, везде, куда ни бросал бывший самурай свой взор, была разруха, везде он был нужен. От столь грандиозных перспектив Иэёси-сан расцвел буквально на глазах, его прежде бледные, повисшие от голодухи щеки покрыл здоровый румянец, в глазах появился блеск. Теперь единственным его желанием стало задержаться в этом раю как можно на более долгое время.

В воскресенье народу в общине было кот наплакал, так как несчастные монахини были посланы своей настоятельницей собирать милостыню для монастыря и ухаживать за больными и нуждающимися в духовном утешении людьми в городе. Но к вечеру должны были вернуться остальные.

Иэёси-сан мучительно искал предлога задержаться здесь как можно дольше, и тот скоро появился. Покосились ворота, следовало заменить прогнившие доски крыльца и, разумеется, разобраться со ставнями.

Первые две недели Ёся отъедался и обживался в чужом для него мире. Спал он в трапезной или кладовке, мыл пол и таскал воду для купания и хозяйственных нужд. Днем работал наравне со всеми, особо прислуживая настоятельнице и приютившей его ключнице — обе были весьма привлекательными женщинами средних лет. В своей обычной жизни эти две начальницы вели себя со своей паствой, как и следовало ожидать, по-хамски, никогда не убирали за собой посуду, обжирались, требуя затем отчета за съеденные деликатесы у ни в чем не повинных послушниц.