— Даймё? Живым? Ну-ка расскажи. — Юкки и сама не понимала, о чем больше хочет послушать — о том, какими землями управлял незнакомый мальчик, или отчего он умер.
— Разрешите представиться, меня зовут, то есть совсем недавно звали Кияма Укон-но Оданага, господин Хиго, Сацумы и Осуми, член Совета регентов Японии из династии Фудзимото, глава даймё-христиан Японии. — Он печально улыбнулся. — Недавно мое тело сожгли на погребальном костре, было очень красиво.
Они помолчали.
— Но даймё Кияма был взрослым, совсем даже стариком? — Юкки не знала, можно ли верить незнакомому мальчику? Наверное, окажись сейчас они вместе в замке ее родителей, она могла бы надуть красивые губки и убежать в сад. Но здесь… нет, она не хотела снова оставаться одна, не хотела перетасовывать в голове события прошлого, в который раз представляя, как она будет счастлива с Гёхэем, а значит, ей не следовало ссориться с Кияма.
— Я и был взрослым. — Он ухмыльнулся. — Можешь называть меня Кимом. Ты ведь не существуешь, так же как и я.
— Это отчего же я, интересно, не существую?! — Юкки бросило в жар.
— Ну, я думал, ты тоже умерла, но, возможно, просто забыла об этом.
— Ничего я не умерла! — Юкки с тоской посмотрела на глупого мальчишку, отчего-то возомнившего себя главой даймё христиан.
— А я точно умер, то есть перед смертью один человек из ордена «Змеи» успел дать мне эликсир, благодаря которому моя душа, должно быть, покинула тело и… — Он присвистнул.
Юкки подсела ближе.
— Когда я делала вид, будто бы сплю, мама часто говорила об ордене «Змеи», она хотела, чтобы орден помог ей вылечить меня. Но никто так и не явился к нам. Никто из ее ордена.
— Ты веришь, что я всего лишь душа? — Ким посмотрел на нее с неподдельным интересом. Как ни странно, в его мальчишески-пухлом теле Юкки явно различала неторопливую манеру взрослого человека, отчего рассказ Кима не казался ей выдуманным.
— Верю. — Юкки пожала плечами. — Только что я просыпалась в своей комнате замка, приоткрыла глаза, кругом служанки, мама… мое тело и сейчас там, с ними. Иногда я просыпаюсь для того мира, где моя семья, иногда нет…
— Ты сказала иногда? — поймал ее на слове мальчик.
— Ну да, иногда я сижу здесь, и вдруг появляется мишень, и я…
— Словно выстреливаешь в нее? Летишь, пробивая круги, а потом коридоры, коридоры и… а потом ничего не было, я оказался здесь, и вот ты…
— Ну да, мишень, потом коридоры, коридоры, а потом я сталкиваюсь с кем-то и становлюсь им. Хочешь, я и тебя научу? Это весело…
Если в бою самураи не смывают кровь кровью, это плохой знак.
Кияма Укон-но Оданага, господин Хиго, Сацумы и Осуми, из династии Фудзимото
«По-японски кошка — нэко, собака — ину, птица — тори, ребенок — кодомо, это меня так называют. Трудно учить язык без переводчика. С существительными еще ничего, глаголы тоже как-то даются, а вот что делать со всем остальным. Как объяснить, например, что ты чувствуешь? Из-за того, что я начал издавать какие-то словеса на японском, самурай, считающий себя моим отцом, показывает меня гостям как какую-то диковинку. Но, может, оно и к лучшему, на крайний случай сойду за вундеркинда, так, может, поскорее и вырасту».
Павел сидел в садике у дома, где его оставила «мама».
«Мама — хаха, — машинально перевел он, — дедушка — оди-сан или оди-тян, если совсем ласково, с надеждой что-то выпросить».
Павел покопался в кустах, куда с вечера снес украденный у отца нож, и, неловко зажав оружие в руке, начал делать упражнения. На самом деле когда-то он очень даже неплохо владел оружием, но теперь все приходилось начинать с нуля. Впрочем, это ведь хорошо, что с нуля, а не со знака минус, когда у тебя нет ни рук, ни ног — что ты тут будешь тренировать? Смешно…
Новое тело не слушалось, но с другой стороны, Павел и не думал унывать, рано или поздно он сделается гибким и сильным, приспособится наносить и парировать удары, научится новому и вспомнит что-то из того, что когда-то знал.
Когда человек перерождается, он теряет память о предыдущих инкарнациях, Павел отлично помнил свою прежнюю жизнь.
Из дома вышла и застыла на пороге с открытым ртом японская мама.
«Нихоно хаха», — вновь автоматически перевел он, пожалев, что не заметил ее раньше. Теперь она видела нож и, без сомнения, заберет его.
«Что бы сделал на моем месте годовалый малыш? — Павел засунул за спину руку с ножом, но после устыдился своего движения. — Так, глядишь, она ринется опять обнимать меня, да еще чего доброго порежется».
Читать дальше