Юлия Андреева - Геймер, тетралогия в одном томе

Один из самураев подскочил к нему и, ударив Амакаву ребром ладони по плечу, поставил его на колени. Другой тем временем достал тонкий нож, приблизившись к стоящему на коленях мальчику, поднял голову к балкону и, дождавшись кивка хозяйки, медленно пронзил кожу на плече мальчика, погрузив острие на полсуна. Амакаву чуть не задохнулся от боли, стараясь не орать при крестьянах. Меж тем самурай еще немного утопил нож, покачивая его из стороны в сторону. Амакаву чувствовал одуряющую боль, по его руке текла кровь, а по спине — горячий пот. Не в силах больше сдерживать стоны, он стиснул зубы, мечтая провалиться в обморок.

Боль была все сильнее, а сознание не спешило покидать его. Амакаву хотел уже заорать что есть силы, когда до его слуха донесся голос, звучащий справа от помоста. Не понимая, что именно было сказано, Амакаву заметил, что его палач извлек из раны лезвие, не продолжая пытки и ожидая дополнительных приказаний.

Радуясь минутке покоя, Амакаву взглянул на «зрительницу», затем проследил за ее взглядом и столкнулся глазами с раненым самураем, который, судя по всему, и остановил представление.

Перед глазами плыло, горло пересохло и жгло огнем, в полубредовом состоянии Амакаву глядел на своего нежданного спасителя, впервые за время пребывания в тюрьме называя его по-настоящему — Минору Грюку.

— Прекрасная госпожа, — начал Минору, держась за раненое плечо и почтительно улыбаясь «зрителям», — я вижу, что вы женщина, и женщина с прекрасным вкусом, из, я уверен, известнейшего самурайского рода. Я вижу это по вашим изысканным манерам и тому развлечению, которому вы предаетесь в этих стенах.

Он сделал паузу, наблюдая за реакцией сидящих на балконе. И поскольку те молчали, продолжил:

— Я хотел бы обратиться к вам с нижайшей просьбой позволить мне занять место этого молодого человека, ибо я должен его благородному отцу. Мое имя Гёхэй, госпожа, благородный отец Амакаву-сан некоторое время назад подарил мне жизнь, и теперь я хотел хотя бы ненадолго продлить жизнь его сыну. — Произнеся это, Минору встал на колени, склонив голову.

«Почему Минору назвал себя именем своего слуги?» Нарвавшись на острый взгляд названого братца, Амакаву вовремя закрыл себе рот ладонью, боясь испортить Минору начатую игру. Тот, безусловно, пытается теперь исполнить свой долг перед приемным отцом и его семьей! Перед его законным наследником, попавшим в тяжелое положение. Скорее всего, Минору и попал сюда никак иначе, как пытаясь прорваться к плененному Амакаву, чтобы вытащить его из страшной тюрьмы или погибнуть вместе.

Амакаву опустил голову, боясь, что хозяева или их самураи, стоящие ближе к плацу, увидят выражение его лица и поймут, что здесь что-то не так.

— Мама, какой красивый самурай! Можно, он будет моим мужем? — раздался вдруг над тюрьмой звонкий голос ребенка, и в следующее мгновение маленький «зритель» сорвал с головы тряпку, встряхнув длинными, прямыми волосами со множеством блестящих заколок. Развеселые умненькие глазки девочки смотрели на участников представления с лукавством. Длинная челка по самому краю была подкрашена золотой пудрой, отчего казалось, что лоб маленькой красотки пересекает золотой венчик. — Ну, когда я вырасту? Можно?

— Как зовут человека, которому ты обязан жизнью? — Видя, что ее дочь открыла себя, женщина тоже сняла тряпку с лица, блеснув сказочной красотой божественной Канон.

— Его зовут Арекусу Грюку, господин Амакаву — его родной сын…

— Арекусу Грюку?! — Осиба невольно прикрыла рот ладонью, сдерживая готовый вырваться крик, с ненавистью поглядывая на бледного Амакаву. О, это имя было ей прекрасно знакомо. С каким бы наслаждением Осиба истребила весь род иноземца, из-за которого она потеряла в свое время шанс сделаться женой Токугава-но Иэясу — нынешнего сегуна и фактического правителя Японии.

Но маленькая Юкки очнулась, и руки матери оказались связанными. Она не могла нарушить хрупкого равновесия, восстановившегося вдруг в сознании ее дочери. Она не имела права рисковать.

Поэтому, приказав вернуть Амакаву в его камеру, она повелела самураям забрать с собой понравившегося Юкки юношу и его слугу, которых следовало помыть, покормить, показать лекарю, после чего поместить под домашний арест в замке.

Все, более она ничего уже не хотела. Улыбающаяся Юкки бежала рядом с красавчиком, заглядывая в его изумительной красоты девичьи глаза с опушками густых ресниц и посылая воздушные поцелуи.