Юлия Андреева - Геймер, тетралогия в одном томе

— Поэтому ты до сих пор не женат? — неожиданно догадался Ал.

— Я хотел бы всегда быть рядом с госпожой Тахикиро. Чтобы засыпать с нею рядом, просыпаться и видеть ее, и… Когда вы отсылаете ее с поручением, я словно не дышу, не живу. Моя душа летит за Тахикиро-сан, так что мне становится трудно даже выполнять обычную работу. Я весь с ней…

— Понял, понял. — Ал посмотрел на Хироши уже без ненависти. — Что ж, я поговорю с Тахикиро, и если она согласится…

— Она может и обидеться… — предупредил Хироши, теперь на лице его отпечаталась озабоченность. — Вы только как-нибудь… как-нибудь… — Некоторое время десятник изучал свои сандалии, подыскивая слова, и наконец, подняв на Ала несчастные глаза, простонал: — Поаккуратнее только, господин. Один Будда знает, какие демоны порой вселяются в Тахикиро-сан. Как бы, не ровен час, она и вас не порешила, попадись вы ей под горячую руку… А ведь вы наш природный господин и…

— Не дрейфь, она своих не трогает, — усмехнулся Ал и, совсем уже расслабившись, шлепнул Хироши по плечу. — Поговорить поговорю, а уже дальше сам разбирайся. Может, в храм ее поведешь, а может, и бежать с моих земель придется.

— От нее все стерплю! Пусть бьет! Пусть вообще убьет! Главное, чтобы со мной была! — Поклонившись командиру, Хироши бросился к своему коню. — Позвольте, вперед полечу, упрежу уж.

— Лети, лети. — Ал только пожалел, что не спросил мнения десятника по поводу таинственного послания Фудзико: «Мой муж и господин! Имею честь пригласить Вас на торжественное и самое главное событие в жизни нашего приемного сына Минору Грюку, которое состоится во второй день новой луны в нашем доме в деревне Иокогама. Преданная вам Фудзико».

Ал оглянулся в поисках того, с кем можно было бы поговорить о письме.

Совершенно юный ронин с густой, длинной челкой, как у ребенка, и подростковыми прыщами встал на колени перед самураем Ала. Лицо пленника было спокойным, словно он накурился травки. Хотя глаза совсем недавно явно были на мокром месте.

«Торжественное и самое главное событие в жизни нашего приемного сына Минору», — перечитал Ал еще раз. Минору родился в середине июля, сейчас май, значит, речь не о дне рождения. Тогда что же? Женитьба? Но кто дал разрешение на такой важный шаг, когда он, хозяин дома, в отъезде?

Ал взглянул в глаза юному ронину, и его сердце сжалось.

Кто мог отдать приказ в отсутствие отца семейства? Тот, кто выше его — Токугава. Но сёгун в Эдо и не собирался в ближайшее время наведываться к своему хатамото. Кто тогда? Жена? У нее нет таких полномочий. Тогда? И тут Ала осенило: приказ мог отдать тот, кого он сам же оставил за себя, а значит, его родной сын Амакаву.

При воспоминании о сыне что-то недоброе зашевелилось в груди Ала, он быстро поднялся и, махнув рукой самураю, изготовившемуся отсечь парню голову, чтобы повременил, подошел к юному ронину. Присутствие парнишки явно помогало Алу сосредоточиться.

— Как тебя зовут? — обратился он к пленнику. Раскосые глаза блеснули ненавистью, пересохшие губы шевельнулись, но Ал не услышал ни звука. — Дайте ему воды, — распорядился он.

Кто-то поднес к губам приговоренного тыквенную бутылочку с водой. Пленник сделал глоток, мутно поглядывая на своих мучителей.

— Как вас зовут? — повторил вопрос Ал.

— Гёхэй, господин. — Пленник смотрел не на Ала, а как бы поверх его головы, будто бы беседовал не с человеком, а с его небесным покровителем, как известно, находящимся над правым плечом.

— Давно разбойничаете?

— Недавно. — Парень склонил голову, глядя в землю. — Мой хозяин с Амори… сёгун издал приказ, чтобы все христиане в нашей префектуре немедленно отреклись от Христа, наш господин отказался, попросив помощи у главы даймё-христиан Кияма из рода Фудзимото. Он отправил гонца, но тот не вернулся. Меж тем явилась комиссия от сегуна, нашего господина приговорили к сэппуку и всех, кто не отрекся, убили. Тех же, кто был буддистами или успели отречься, все равно изгнали. Там теперь новый даймё, у него свои люди, а мы… — Он покраснел. — Извините нас, пожалуйста, за причиненное в хозяйстве беспокойство. Честное слово, очень стыдно, но…

— Я понимаю. — Ал потрепал малолетнего преступника по густым волосам, самостоятельно разрезав веревки на его руках. — Как вы считаете, — Ал наклонился к самым глазам ронина, — какое событие в жизни самурая можно считать самым главным в его жизни?

— Смерть, — выдохнул юноша.

— Смерть?! — Ал отпрянул от парня, некоторое время приходя в себя. — Смерть можно назвать торжественным событием?