Валерий Большаков: Четыре танкиста. От Днепра до Атлантики

– Бронебойным!

– Есть! Готово!

– Санька, видишь гада у дубов слева?

– Есть, вижу!

– Огонь!

Снаряд угодил «Тигру» под башню, и та перекосилась, слетая с погона. Длинный «хобот» орудия уныло свесился, почти утыкаясь в землю.

– Я – Зверобой! Отходим!

102-й, взрыкивая мотором, вкатился в молодую поросль кленов и лип, развернулся и двинул знакомой просекой.

Налетели «Юнкерсы» – штук сорок кривокрылых пикировщиков завывали в небе, сбрасывая бомбы. Даже в танке отдавалась дрожь земли.

Бомбежка, правда, длилась недолго – появились истребители «Ла-5» и прогнали «Ю-87». Выцветшая лазурь небес перепоясалась чадными шлейфами сбитых бомберов и «Мессершмиттов».

Это утешало мало.

Репнин, насупившись, смотрел в перископ по сторонам. По сторонам росли дубы и осокори.

Отступление всегда неприятно, даже если оно называется стратегическим. А здесь и вовсе тактика.

Когда наступает чуть ли не сотня «Тигров», крайне важно ударить всеми средствами, всеми силами – бомбить с воздуха, обстреливать из противотанковых орудий с земли. А когда всего этого нет и «тигриное» стадо наступает с двойным перевесом…

Ну, можно, конечно, геройски погибнуть, положив всю бригаду. Но не лучше ли отойти, собраться с силами и дать сдачи?

«Оправдания ищешь?» – хмуро подумал Геша.

А вот и кукурузное поле…

– Товарищ командир! Из штаба передают – артиллеристы спешно занимают позиции у Высокополья!

– Сам вижу, – буркнул Репнин, глядя на суетящихся пушкарей, отцеплявших 100-миллиметровые орудия от «УльЗИСов» и «Студебеккеров». – Где ж они раньше были?

Когда ж мы научимся взаимодействовать? Сколько бед, сколько потерь из-за дурацкой рассогласованности!

Надо отдать должное «богам войны» – как только «Тигры» и «Фердинанды» показались из леса, батареи ПТО их крепко приветили.

А 1-я гвардейская замерла в ожидании. Ждать пришлось недолго.

– Товарищ Сталин сказал четко и ясно: «Ни шагу назад!» – медленно проговорил Червин. – Вы же, товарищ Лавриненко, бежали с поля боя, как последний трус!

– Если бы товарищ подполковник не отдал приказ к отступлению, – вмешался Амосов, – погибли бы все! А так мы вышли из окружения, сохранив экипажи и матчасть.

– А я вас не спрашиваю, товарищ лейтенант, – хмуро сказал майор. – Если хотите знать мое мнение, то лучше геройски погибнуть, чем трусливо драпать!

– Сдохнуть легко, выжить куда труднее, – разлепил губы Репнин. – Но победу одерживают не мертвые, а живые. Да, мы отступили, но сражаясь, сохраняя боевые порядки!

– Товарищ майор! – поднялся капитан Каландадзе. От волнения его грузинский акцент усилился. – Товарищ Лавриненко поступил совершенно правильно! Мы едва успели вырваться из ловушки! Еще каких-нибудь пятнадцать минут, и «Тигры» вышли бы нам в тыл! И легко раздолбали бы наши танки, целясь в корму, рассеяли бы пехоту! Ну, что вы, в самом-то деле, цепляетесь за чувство долга? Уж кто-кто, а товарищ Лавриненко свой долг танкиста выполнил и перевыполнил! Нельзя же так! Надо и головой думать!

– Молчать! – гаркнул Червин. – Тоже под трибунал хотите?

– Хотим! – поднялся бледный Лехман.

– Хочу! – заявил Полянский, вставая рядом с Каландадзе.

– И мы хотим! – вызывающе сказал Борзых, оглядываясь на Федотова и Бедного. Те согласно закивали.

Экипаж Полянского – заряжающий Шулик, наводчик Гурьев, мехвод Козырев – выстроился за спиной комбата.

– И мы! – бросил Гурьев.

– Ат-тлично! – На губах Червина зазмеилась нехорошая улыбочка. – Ваше желание исполнится! Товарищ подполковник, сдайте оружие.

«…Ночью лежишь, а вокруг тысячи трассирующих пуль. Смотришь на них – «Эта кому? Мне? Соседу?» Но это самообман, на самом деле «свою» не успеешь увидеть. И тут мои мечтания прерывает шипение рации: «Орлов, на высотке пехота. Их атакуют танки. Поможешь им!»

Мне нужно отправить взвод, а связи нет. Вернее, от командира полка ко мне – есть, а от меня к командирам взводов – нет. Взводным только потом начали рации ставить. Решил добежать. И только слез со своего танка – рой пуль! Наверное, несколько пулеметов открыли огонь. Сплошной вой.

Если под Сталинградом меня стрелок отлавливал, то тут оказалась шальная пуля. Попало в живот. Меня спасло то, что пуля уже на излете и хорошая ватная куртка. Пуля пробила одежду и застряла в мышцах живота. Упал, конечно. Боль, шок…

Ребята попытались вытянуть пулю и вроде бы добрались, но ничего не получилось… Кто-то сбегал, крикнул врача. Прибежала Софья Григорьевна. Прибежала, а сумка пустая – рядом с ней взорвался снаряд, и одним из осколков рассекло ее медицинскую сумку. Она в темноте пошарила-пошарила, плюнула и бегом к танку. Ребята кое-как меня уложили на броню, брезент подложили. Как я понял да и почувствовал – она до этой пули добралась и вытащила ее зубами. Я пулю хранил вплоть до переезда на новую квартиру. Потом кто-то по ошибке из ребят взял поиграть, и она затерялась…»