Андрей Лазарчук - Выживания не гарантирую

В общем, на экране навигатора дорога по гребню хребта была обозначена, а вот что там не говорилось и не показывалось, так это когда её последний раз чинили и расчищали.

Но разве у нас был хоть какой-то выбор?

Я проводил взглядом уплывающий дирижабль. Близок локоть… Досадно было потерять такую ценную в предстоящей гонке вещь, как настоящая винтовка. Не говоря уже о решающих уликах в деле убийства Снегиря. Но…

Но.

Кумико дышала, и пульс был нормальный. Я усадил её в кабину, пристегнул – и подошёл к последнему бандиту. Было почти невозможно улететь, не задав ему пару вопросов.

У него была та фаза шока, когда боль притуплена, нужно только не двигаться. Он и не двигался.

А я вдруг понял, что мне ничто не интересно…

Вернее, не так. Мне всё было по-прежнему интересно, и добыть доказательства невиновности Снегиря по-прежнему оставалось моей главной задачей, и вот передо мной был готовый к употреблению источник информации, который скажет всё и не соврёт, потому что – зачем? Конечно, он может просто не знать прямых ответов на прямые вопросы, но это и не важно: по косвенным можно восстановить практически всю картину. Однако для этого даже мне понадобится несколько часов…

– Вас послали меня убить или просто задать вопрос?

– Забрать… желательно целым…

– А потом?

– Не знаю.

Я присел рядом с ним, упёр ствол револьвера в шею (дабы не искушать) и вынул из его кармана планшет.

– У тебя есть наследники?

– Да.

– Сообщи, что ты умер.

Я подождал, пока он отошлёт сообщение.

– Что-нибудь передать на словах?

– Не надо.

Я оглушил его, отволок в сарай, там перевязал, чем под руку подвернулось, и ушёл, заперев снаружи дверь. Если повезёт, его заберут отсюда. Если не повезёт… ну, значит, не повезёт.

Жизнь проста.

Вот и всё. Стараясь не думать ни о чём только что бывшем и том, что за всем этим кроется, я забрался в самолёт, покачал ручку, покачал педали. Закрыл глаза и сосредоточился на нужных действиях – и в какой последовательности я должен их совершить.

Посидел – и понял, что так я никогда не взлечу. Меня слишком сбивает автоматизм управления, наработанный на вертолёте. А тут всё по-другому.

Но взлететь надо. У меня хороший запас мощности. Я правильно рассчитал центровку. Я вообще всё правильно сделал. Просто и правильно.

Давай.

Не могу сказать, что рука моя тряслась, когда я запускал моторы. Но усилие, чтобы преодолеть какую-то дурную скованность, надо было прикладывать.

Я погонял моторы на малом газу, прислушиваясь к звукам и вибрациям. Немножко потряхивало. Не сильно. Поршневые моторы всегда потряхивает.

Оставил их погреться.

Так. Сейчас ты сделаешь то, чего никогда не делал. Ну и что? В первый ли раз? Сколько раз ты делал то, чего никогда не делал до этого, и каждый раз получалось.

Вперёд. Только так ты спасёшь Кумико. Да, одно неверное движение – и смерть. Но не делать ничего – тем более смерть.

Вперёд. И – отключи мозги…

Самолёт взлетел сам. Я просто держался за ручку.

Майский – остров большой, и даже не столько большой, сколько длинный. От нашего ангара до Стены было километров сорок, и естественно, что никакой Стены и ничего, что творилось по ту её сторону, мы не видели. Поэтому нам самим нечего рассказать, зато мы всегда с интересом слушаем чужие истории.

Стену должны были убрать в три часа дня. Мы дождались, когда будет три ноль одна, и поехали.

Гагарин мне объяснил, что лучше всего – это просто обнять его сзади, но обнять, так сказать, гибко: то есть когда он наклоняется в сторону, или вперёд, или назад – то отклоняться вместе с ним. Главное – не препятствовать и не стараться помочь.

Я поклялась, кровь из носу, следовать инструкциям. И мы, разумеется, завалились на первом же повороте – хотя, казалось бы…

Урок я усвоила сразу – тем более что именно носом я в плечо Гагарина и ткнулась. Хорошо ткнулась, так что всё свершилось по клятве. Но это был первый и последний случай моего разгильдяйства. Произошедшего от общей расслабленности. И даже не просто расслабленности. Разнеженности. Уж очень здорово это было – сесть сзади, обнять, прижаться…

Ну, вы меня, наверное, понимаете.

А если не понимаете, так и идите к духам. Мне не о чем с вами говорить.

Да, я звучу, как кошка. И что?

До южной оконечности острова мы домчались почти мгновенно, а дальше была та самая дорога. О которой я не знала ничего, а Гагарин, как оказалось, не всё.