Ярослав Гжендович - Владыка Ледяного сада. Носитель судьбы [litres]

…Это не был холодный туман, который приходит, когда появляются призраки урочищ. Там было довольно тепло, а в воздухе чувствовался необычный запах. Сладкий, печальный и прекрасный одновременно. Вернее, так говорили остальные. Для меня он был слишком сладок, у меня сразу начала кружиться голова и подступила тошнота. На дне долины мы уже перестали красться от скалы к скале и прятаться среди кустов и сухой травы. На нас опустился туман. Мы не видели ни стен, ни за́мка, только деревья и кусты изо льда. Теплого льда, который не таял, точно так же, как этот корабль. Ветки, листья и цветы были будто сплетены из ледяных кружев, которые, когда мы их касались, мягко позванивали, как колокольчики.

Он на миг выпрямляется и смотрит на свои руки, словно желая проверить, не трясутся ли они. Сжимает кулаки и упирается в стол, а потом тянется за оловянной резной кружкой и выпивает до дна. Глядит на нас по очереди, будто опасаясь, что мы станем смеяться, но не смеется никто. Сильфана смотрит на него из-под сплетенных ладоней, склонив голову набок. Спалле глядит выжидающе, поигрывая кусочком сухого мяса в одной руке, с ножом в другой. Грюнальди наливает себе половину кружки грифонового молока, а потом доливает воды.

– То, что случилось позже, я помню, как сквозь сон, – говорит он, медленно покачивая головой. – Или как после суровой пьянки. Не знаю, правда ли то, что я видел. Помню, что мы спускались между теми ледяными деревьями и кустами, что под нашими ногами росли сверкающие, звенящие под ветром цветы. А потом утреннее солнце вышло из-за туч, лежавших над горизонтом, и сад засверкал всеми красками. Как радуга или кристаллы. Переливался туман, листья и цветы, а мы смотрели, остолбенев. И тогда все те ледяные цветы раскрыли чашечки.

…Теперь я думаю, что, возможно, рассудок наш отобрал запах цветов. Я видел, как человек, который стоял рядом со мной, снял шлем и опустил его на землю, а потом сел на корточки, воткнул меч в землю и принялся рыдать, словно ребенок. Я испугался и спросил, не болит ли что у него и не перепил ли он, и тогда он ответил, что слышит колыбельную, что пела ему мать, и чувствует себя так, будто он нашел все, что так долго искал, будто наконец-то вернулся домой. Туман начал рассеиваться, и я увидел, что большинство наших бродят среди этих ледяных растений, будто пьяные: как отбрасывают они оружие и садятся или ложатся на землю. Я чувствовал, что голова моя кружится все сильнее, что я начинаю потеть. Я понял, что скоро нас увидят стражники на стенах, и достаточно будет, чтобы всего один взялся за лук. Я увидел Скафальди, моего кузена: тот сидел на земле среди скал над небольшим родничком и хохотал. Я подошел к нему и схватил за плечо. Он повернулся, и тогда я увидел, что у него страшные глаза: мутные, словно наполненные кровью и молоком. Он зачерпнул шлемом воды из источника и подал мне, приговаривая, чтобы я выпил. «Пей! – крикнул. – Это лучше, чем вина Юга, лучше, чем праздничное пиво. Я никогда не пил ничего подобного!» Я отпил глоток, но это была просто чистая вода. Я встряхнул кузена, но он снова принялся пить, а потом опустил шлем и сказал: «Я нашел. Наконец-то нашел». Везде вокруг я видел Людей Огня, которые ходили неуверенным шагом, смеялись, плакали или садились на землю и таращились перед собой с глуповатой улыбкой, будто им настежь отворили гаремы Ярмаканда. Таких как я осталось немного: тех, кто стоял с оружием в руках, не зная, что делать. А потом мы увидели… – Грюнальди обрывает себя, делает несколько беспомощных жестов, не в силах найти слов, что с ним бывает довольно редко. – Это было похоже на… на тех людей, что изменены силами урочища, на тех, кого выращивают безумные Песенники в далеких краях. Мы увидели группку девушек. Голых девушек, но если присмотреться, можно было заметить, что это не простые женщины. Они были очень красивыми, но одновременно напоминали животных. Серн или газелей. Они точно так же переступали на месте: совсем как напуганные, сбитые в стадо серны. Я увидел, что кожа их покрыта очень мягкой короткой шерстью, что вместо пальцев ног у них маленькие копытца. Измененные чаще всего уродливы, похожи на больных, но эти выглядели естественно, будто такими и родились в согласии с природой. Лица прекрасных девушек и животных одновременно. Казалось, разума в них не больше, чем в газелях. Я слышал хихиканье, но это был призыв, а не настоящий смех.

…Другие вдруг вынырнули из источника, гладкие и мокрые, как морскони из проруби, у них тоже были фигуры прекрасных женщин, но одновременно они были как морские создания, волосы их были зелены и напоминали водоросли, а на шее открывались жабры. И все они прижимались к нашим воинам, чтобы гладить их и ласкать, а те стояли, будто угоревшие, опустив оружие. И в этой ополоумевшей толпе осталось не больше десятка-полтора тех, кто был вроде меня: оглядывающихся, присев с выставленными мечами; они, в конце концов, сбились в круг спиной друг к другу, не зная толком, что делать дальше.