Дмитрий Евдокимов - Князь Холод

Тропа обогнула скалу, и настороженному взору Сушкова открылся вид на зажатую со всех сторон горами маленькую долину. Вся ее северная сторона поросла хвойным лесом, бодро карабкавшимся с равнины вверх по склону. Вытянутая в длину средняя часть представляла собой практически ровное поле, а низменную южную сторону делил на две части небольшой ручей. На самой границе леса и поля у подножия одинокой скалы был разбит маленький палаточный городок. В поле на хорошо утоптанной площадке стояли четыре пушки и две короткоствольных гаубицы, вокруг суетилась орудийная прислуга.

Афанасий Кузьмич поморщился. Мало того что неуставные две пушки и гаубицы были куплены за немалые деньги, так еще и боеприпас приходилось постоянно пополнять – видите ли, бомбардирам пристрелять орудия нужно. Так сколько ж можно пристреливать? Эдак и все деньги можно растратить на порох, да на ядра, да на гранаты. А деньги эти, между прочим, нелегко достаются. И он лично, Афанасий Сушков, бывает, недосыпает и недоедает за расчетами да за мыслями: где бы еще сэкономить да где бы еще заработать.

Хотя эти упреки не совсем справедливы. Князь после того ранения совсем другой стал. Раньше-то, несмотря на свое слабое здоровье, вел беспорядочный образ жизни, гулял и кутил напропалую, пытаясь ни в чем не отставать от дружков своих. Да только дружки-то его – младший царевич Алексей да граф Воротынский – в состоянии за день золота потратить больше, чем весь Холодный Удел дохода приносит за год, где уж с ними тягаться. Но последний представитель рода Бодровых разумных доводов слышать не хотел и просто требовал от своего управляющего денег. А когда получал отказ, приходил в ярость, кричал, топал ногами и не раз вырывал клочья из бороды Афанасия Кузьмича. Лишь будучи уже здесь, на севере, в ссылке, князь Михаил стал немного спокойнее. Но объяснялось это скорее отсутствием привычной компании да усилившейся чахоткой, нежели изменением образа мыслей молодого человека.

Зато после покушения ситуация изменилась кардинальным образом. Михаил Васильевич напрочь потерял память и за прошедшие с той поры почти полгода так и не смог вспомнить ни одного человека, ни одного дня из своей жизни. Пришлось в срочном порядке вводить его в курс дела: своими словами рассказывать историю жизни, описывать и давать краткую характеристику окружающим, да что уж там – хозяина пришлось заново учить нормально разговаривать и правильно писать, ездить верхом и стрелять из пистолета! Господи ты, боже мой! Да если б Афанасий с командиром княжеской охраны Игнатом Лукьяновым не сидел безотлучно при Михаиле Васильевиче все те десять дней и ночей, что тот провел между жизнью и смертью в избе бабы Насти, то первым обвинил бы знахарку в колдовстве! Это ж мыслимо ли – словно подменили человека! Но всё, что делала Настасья Фоминична, – осторожно вливала больному в рот травяные отвары да мясной бульон и обтирала уксусом, когда поднимался жар.

Страшно переволновались они тогда с Игнатом. Как ни плох был князь Михаил, а всё ж таки родной, вдоль и поперек изученный и привычный. И лучше уж терпеть его выходки, чем остаться без покровителя. И бог услышал их молитвы! Князь не только выкарабкался, но и избавился от проклятой чахотки. А взамен потери памяти приобрел спокойный нрав и рассудительность! К окружению своему, да и в общем к людям, Бодров стал относиться гораздо лучше, уважительнее. Быстро учился, вникал в дела по управлению Холодным Уделом и даже давал ему, Афанасию Сушкову, дельные советы. А уж как взялся за порученное ему царем Иваном Федоровичем формирование Белогорского пехотного полка! Афанасий-то по привычке готовился взвалить это дело на свои плечи, ан нет, князь с Игнатом всё сами делают, ему только заказы оплачивать приходится. Суммы, конечно, печалят, но лучше уж на дело тратить, чем на водку, цыган да девок гулящих.

За этими размышлениями Афанасий с сопровождающими достиг палаточного лагеря. Как ни напрягал управляющий глаза, как ни вертел головой по сторонам, но никаких признаков наблюдения за собой так и не обнаружил. Часовые в лагере тоже отсутствовали. Редкая безалаберность со стороны Игната!

– Лукьянов! Вы тут совсем расслабились? – с ходу набросился он с претензиями на вышедшего навстречу княжеского телохранителя, щеголявшего в новенькой унтер-офицерской форме. – Где часовые? Где охрана?

– Сушков! Чего так много шума от тебя? – Игнат не спеша раскурил трубку и только после продолжил, поучительно подняв палец вверх: – Если ты чего-то не видишь, это еще не означает, что этого чего-то нет. Пластуны засекли тебя еще три часа назад, у Мокрой скалы. Могу в подробностях поведать: в каком порядке шел твой отряд, где останавливались воды попить, а где помочиться. Начинать?