Дмитрий Манасыпов - Злые ветры Запада [litres]

Марк и Козлоногий ударили одновременно. Полупрозрачной волной, ломающей все на своем пути, и огромным багрово-рыжим, с черными кромками, цветком, рвущимся к врагу.

Зал-бункер вздрогнул, охнув тысячами фунтов металла, дерева и пластика. Рвущихся, ломающихся, трескающихся, гнущихся и разлетающихся в стороны. Заскрежетали две ближайшие опоры, лопнули посередине, раскрываясь стальными распятиями.

Мойру подхватило в воздух, закрутило, бросило прямо на них, вместе с никак не умирающим смертоглавом. Но… Зверь умер сразу, похожий на бабочку за стеклом, насквозь пробитую иглой. Мойра закричала, не желая умирать.

Рухнул кусок потолка, прижимая ноги Изабель к полу, рассыпаясь крошевом по Дуайту. Огромная каменная плита упала на оставшихся киберохранников, хрустнув их телами.

Хавьер, прямой, негнущийся, целящийся из подобранного «бульдога», стрелял короткими очередями. Пули, лениво прорываясь через полупрозрачную волну, впивались в незащищенный бок Козлоногого, теснили его дальше, отбрасывали.

Марк, отступая, упал к машине, урчащей у стены. Машине, в глубине огромного прозрачного центра которой клубилось и сверкало дьявольское семя, утягиваемое воздухом к нескольким трубам. Командор успел ударить еще раз, прямо на глазах вспыхивая и обгорая. А потом, чуть не разрезав пополам рухнувшего уголька-человека, из-под потолка, сверкнув льдисто и остро, упали прозрачные панели, закрывшие машину лепестками.

Дуайт проследил за огненной волной, нырнувшей в обнажившееся чрево горы, изрытое ходами, прячущими в себе мили кабелей, вентиляции и огромную, куда больше, чем в лаборатории, ловушку, закрывающую Врата. К ним, взбурлившим серыми живыми головами, рвущимися к людям, протянулась плотная огненная дорожка…

Ударило взрывом. Сильно, заполнив весь зал пылью, дымом, тленом и паленым мясом. Козлоногий упал, откатившись по гладкой резине под ногами. Дуайт закашлялся, пытаясь рассмотреть что-то вокруг. Прищурился, слыша непрекращающийся стук со стороны Хавьера. Но куда больше Дуайта беспокоила Изабель, заваленная обломками. Он тянул ее, чувствуя, что подается, что он должен успеть ее вытащить. А все остальное… Все остальное потом.

Козлоногий, шатаясь и держась за поручни, шел к дальней стене. Пули влажно чмокали его в спину, чиркали по голове. Но он шел дальше, почти ровно, покачивая портфелем и не оглядываясь.

Дуайт, до боли прикусив губу, тащил и тащил Изабель. Та еще дышала, еще скребла вокруг руками. Расплывшееся красное желе, накрывшее лицо, вздымалось пузырем надо ртом, но не лопалось. Хавьер, расстреляв магазин, кричал что-то Дуайту, но тот не слышал. Не хотел слышать, плевать хотел на все и всех.

Судьба мира, судьба Анклава, судьба тысяч невинных… да в пекло! Его судьба боролась, как и всю свою жизнь, боролась за возможность увидеть новый рассвет, вдохнуть раскаленную пустыню, улыбнуться первым звездам.

Дуайт тащил, не замечая собственного крика. Нога, проваливаясь в боль, подводила, подкашивалась. Но он уже шел назад, прижимая к себе Изабель. Правая рука висела плетью, так пока и обездвиженная. Изабель хрипела под алой пленкой, не поддающейся пальцам Дуайта.

Выбравшиеся защитники Козлоногого пробрались к хозяину. Потрескивая искрами, дымясь и обливаясь светлыми потеками, бежавшими по их сосудам вместо крови, отступали. Закрывали лорда Дьявольских земель собственными телами, принимающими пули последнего магазина Хавьера, невесть где им раздобытого. Качались, спотыкались, почти падали, но закрывали фигуру в деловом костюме, покрытом блестящей темной кровью.

Мойра, висящая на своем перекореженном распятии, кричала не замолкая. Плоть девчонки, пробитая перекрученными стальными прутьями, рвалась, подавалась, спуская ее все ниже. Мойра кричала, плакала, проклинала всех и вся и просила помощи. Дуайт, рвущий слизь с лица Изабель, звал Хавьера, отбросившего «бульдога» и решившего догнать Козлоногого с голыми руками.

– Сними ее! Сними! Утащи, пока можно!

Хавьер, отчетливо скрипя зубами, сделал первый шаг. Дуайт понял. Понял, вспомнив поход Хави в церковь перед отправлением сюда. Сволочи, чертовы святоши, чертовы ублюдки! Церковник, обработавший в Вегасе его мозг, знал свое дело.

– Хавьер!

Хавьер застыл, глядя на шатающегося, но уходящего врага. Замер, побелев, с выступившими венами на лбу и висках. И смог развернуться, еле-еле двигаясь к кричащей Мойре.

Вокруг полыхало все сильнее. Огонь пожирал пластик, дерево и ткань, раскалял до алого свечения уже заметные кое-где фермы и трубы. Бункер стонал, понимая и принимая собственную смерть.