Александр Накул - Глазами волка [СИ]

Море посветлело. Мрак уходил из долины к подножьям холмов. Теперь можно разглядеть и деревню — акации, каштаны, и грустные цертисы ростут вдоль ручьёв, а под ними — шалашики, чтобы ночевать и сушить рыбу. Столбов с головами не видно, их убрали, зато на западном холме вскопали семь здоровенных деревянных столбов. В бухте не росло таких высоких деревьев — видимо, пришлось тащить из горных рощ.

На столбах висели медные круги. Они были похожи не на щиты, а на Луну с собрания неврийцев. Длинные верёвки тянулись от дисков к земле. Рядом прохаживалось пятеро в высоких скифских шапках. Видимо, туда перешли те, кто остался на помосте. Они уже потушили свои факела.

Кроме них в долине — ни души, ни движения. Только чайки уже отправлялись в первый за день палат. Если в шалашиках кто-то и жил, они не показывались. И никаких следов прежних жителей.

В расстановке щитов была своя зловещая геометрия. И старый жертвенник по сравнению с ними казался уже прошлым и не нужным.

Лику захотелось основать здесь город. Если обнести стенами, тут сможет жить немало народу. Геракл и Александр основали несколько городов — чем он хуже?

Но сперва надо разобраться с солдатами Палака.

Ворот с помоста он не видел. Скорее всего, уже закрыли. Значит, подкрепления не будет. Лик оценил наличные силы. Тавров чуть больше, но у царских скифов лучше выучка и оружие. Они смотрят и ждут очень спокойно.

— Расскажите про вспышку,— сказал Лик.

— Может, тебе лучше послушать про заговор?

— Я хочу про заговор,— ответил невриец,— Но есть и другие. Они хотят про вспышку. Давай по порядку.

— Я не знаю, о чём ты говоришь.

— Я напомню. Один геометр наловчился поджигать корабли, расставляя медные щиты.

Ему показалось, или на лице Марсагета промелькнул испуг? Неясно. Он нарочно держал факел так, чтобы тень от шапки падала на лицо.

— Это была просто хитрость, юный полководец,— ответил Марсагет,— Да, есть специальные чаши, чтобы выжигать по дереву, но достаточно большую, чтобы поджечь корабль, так никто и не построил. Тяжело изготовить огромное зеркало. Мухи летают, мусор попадает. Их и отливать сложно. Нужна какая-то другая геометрия. Хотя зачем тебе геометрия, — ты же ликантроп?

Он как Евдокс говорит,— подумал Лик,— тоже уверен, что я проживу без геометрии.

— ...Но таким солнечным зайчиком удобно целиться,— продолжал Марсагет, отдавая факел соседу,— Собрал лучи на корабле — и понятно, как целиться катапультой. Ставим её на ту же линию, поправка на ветер и дугу, а потом...

Он хлопнул в ладоши — удивительно громко, словно в руке лопнул бычий пузырь. А в следующую секунду на западе сверкнуло белизной — словно молния ударила в куда-то в холмы.

Лик не успел увидеть луч. Сначала — словно огненный вихрь пронёсся за спиной, лизнул по лопаткам. Едва слышный хруст. А потом — крик и вонь горящего мяса.

Лик успел обернуться и увидеть то, что всю оставшую жизнь мечтал забыть.

Арга по-прежнему сидела на жертвеннике, но на волосах, штанах, рубашке, руках, дуге лука — языки голодного пламени. Она пока не поняла, что случилась — но уже орёт от боли и сгибается, сворачивается, скукоживается как бутон в огне.

Потом мир исчез. Когда он вспомнил себя, то покачивался, стоя на коленях, а Агра куда-то делась, оставив от себя только запах.

И это был не неё запах. Это был запах огня и смерти.

— Не всё вам, ликантропам, превращаться,— процедил Марсагет.

Разило горелой шерстью. Лик поднялся на четвереньки, сплюнул пепел и, прямо в человеческом виде, бросился в атаку.

Он знал, что шансов на победу почти нет. И он собирался забрать с собой как можно больше врагов.

Акинак вошёл в чьё-то бедро. Кровь хлынула, как вино из бочки, но каменный кулак опустился Лику прямо на затылок. Он покатился прочь, натыкаясь на чужие ноги, снова увидел над головой мутное небо. Акинак остался в чужой ноге. А лёгкий кленовый посох — там, на двухголовой вершине.

Единственное оружие — это тело. Надо делать метаморфозу и работать зубами. Зубы, конечно, те же, но вольчей челюстью кусать удобней. И шерсть защищает….

Но сил на метаморфозу уже не было. Он лежал, смотрел в небо, посреди мутного мира. Теперь он понимал, что у Марсагета приказ… Приказано взять живым. И, видимо, возьмёт. Зачем им Лик — непонятно… Если хотят убить — то убили бы прямо сейчас, как тогда, раньше. Этот мир стал вдруг очень непонятным местом.

Если бы брат, Евдокс, или даже Ихневмон оказались рядом — они бы всё смогли объяснить. Но их нет. Вокруг — враги. Ошеломлённые тавры, кажется, разбегаются. От такого побежишь...