Сергей Семенов - Метро 2033 - Холодное пламя жизни [сборник litres]

– Знаешь, а ты мне нравишься, братух, – произнес бородач, – и я реально тебя отпущу. Только дай нам икону, и мы тебя не трогаем. Слово настоящего человека!

У Яна похолодело внутри. Эта гнида издевается над ним, опускает Яна его же словами и действиями. Это никакое не проявление благородства, это казнь, самая настоящая и очень жестокая! Отдать им икону – значит потерять даже призрачный шанс на спасение детей. Самому отдать, чтобы быть полностью раздавленным морально. Но и не отдать нельзя. Если не пристрелят, то что-нибудь отрежут и оставят умирать в одиночестве. Как уже бывало с христианами не раз…

И тут в голове у Яна созрел план. Дикий, но дающий какую-никакую надежду.

– Хорошо, – ответил Ян. – Я отдам ее вам.

И направился к нужной груде с тряпьем, заметив, как Малыш еле-еле шевельнулся. Господи, он еще жив? Если так, то прости, пожалуйста, друг. Но иначе уже нельзя…

На свет появился завернутый в тряпицу прямоугольный предмет. Затем ветошь отлетела в сторону, и глазам людей предстала прекрасно сохранившаяся икона целителя Пантелеймона. Святой великомученик глядел на мир ясным, пронзительным взором. Казалось, он вот-вот оживет и скажет что-нибудь собравшимся в этом помещении…

– Ну и урод, – скривился один из бандитов, – получше нарисовать не могли, что ли?

– Кудряшки дебильные, – подхватил другой.

– А ну, тихо! – прорычал бородач, успокаивая заголосивших подопечных, – ставь ее на подоконник, пацан, и отойди. Живо!

Когда юноша выполнил просьбу, бородач заглянул своими черными маслянистыми глазками прямо ему в глаза и вполголоса, растягивая слова, произнес:

– Знаешь, все мы до Трындеца поклонялись всякой ерунде. Кто мазне всякой, кто мониторам или экранам, кто бумажкам хрустящим, кто цацкам, а кто крестам или там полумесяцам. Из-за этого мы забыли, что главное в жизни-то – люди! Люди, а не всякий хлам! И выжить человечество сможет, только если перестанет возводить этот хлам в культ! Нужно лечиться от этой хурмы, братух. Вот так.

С этими словами безбожник нажал два спусковых крючка на своем дробовике. Громыхнул двойной выстрел, и икона разлетелась на мелкие щепки. Ян, оцепенев, безучастно наблюдал, как в воздухе кружится древесная пыль, как бандит опускает оружие и, все так же улыбаясь гнилыми зубами, говорит ему:

– Теперь ты свободен, братух. Если фишку просек, сделай это и с другими идолами в своем бомбаре. И приходи к нам. Вместе мы обустроим эту засранную планетку заново!

– А у вас есть печеньки? – внезапно для самого себя хихикнул Ян.

– А ты реально сечешь фишку, малой, – хмыкнул бородач и со всей дури хлопнул Яниса по плечу. – У тебя есть все шансы протрезветь. Ладно, звиняй, нам топать пора. Пушечку твою мы заберем. Понимаю, жалко, но надо же как-то отплатить за пролитую кровь наших ребят, верно? И рюкзачок свой сними. А то тяжелый он больно, а до дома тебе далеко, надорвешься. Отлично. Не, ножик тебе оставим. Нельзя же совсем безоружным шастать по улицам.

Безбожники суетились, собирая добытые трофеи. И совсем не видели улыбки на скрытых респиратором губах Яниса. Глупые, никчемные людишки. Вы возомнили себя самыми совершенными созданиями на земле. Отринули все Божьи заповеди, прикрываясь показной разумностью и добротой. Вы так яростно отрицаете Господа, что невольно становитесь теми, кто больше всего в него верит. И хоть глядите на него с другого ракурса, с иной точки зрения, но все равно верите. И отчаянно пытаетесь убрать его, заменить чем-то иным вроде «чистого разума», но постоянно терпите фиаско, поэтому срываете свою злобу и отчаяние на христианах. Придет время, и, пожирая друг друга, вы поймете, что остались совсем одни в этом мире. Что вы все, по отдельности и все вместе взятые – пустые, наполненные желчью и злобой сосуды, в которых не осталось уже ничего человеческого. Но никто вам не поможет. И каяться уже будет поздно. А вера, настоящая, истинная вера, не нуждается в чем-то материальном…

Но Ян думал молча, а безбожники кичились своим превосходством, хохотали и трясли новыми идолами – огнестрельным оружием. Затем они один за другим вышли из магазина.

И наступила тишина, оглушающая и давящая.

– Прости, друг… – тихо произнес Ян, оборачиваясь к Малышу, – знаешь, я сам не хотел, но… – и тут юноша осекся, потому что громила стоял на коленях, а в руке у него был зажат нацеленный на ходока пистолет.

Боже, откуда он его взял?! Раздался хлопок, и пуля, пролетев где-то в метре от Яниса, срикошетила от стены в тело иссохшего бедолаги. Парень бросился на пол, но новых выстрелов не последовало. Малыш, походу, истратил все свои силы на то, чтобы достать оружие и попытаться убить предателя. Сразу после выстрела он опрокинулся и больше не вставал. Пистолет Макарова с глушителем выпал из ослабевшей руки.