За все время Вера видела в палате только троих людей. Молчаливая санитарка Аля, осужденная за какое-то преступление к работам на Поверхности, наказание которой было в порядке помилования заменено на исправработы в Госпитале. Сколько Але удавалось поспать в сутки, можно было только предполагать, потому что и ночью, и днем с периодичностью чуть ли не раз в полчаса Вера слышала крики медсестер и врачей: «Аля! Тут убери!», «Аля, в седьмой мужик обоср…ся!», «Аля, ты до сих пор не постирала?!». Возраст Али определить было трудно – она постоянно ходила ссутулившись, шаркая ногами и пошатываясь, скорее всего от недосыпа и нервного истощения. Глаза у нее были красными, а лицо – болезненно желтым. Руки постоянно тряслись. Раз Вера слышала, как на коридоре Аля уронила ведро с грязной водой, за что на нее набросилась медсестра или врач. В унисон глухим ударам слышалось: «Ах ты, сука нерасторопная! Ах ты дрянь! На Поверхность, на Поверхность тебя, стерву, надо!».
Реже Али, но гораздо на большее время, к ней заходила Джессика. Джессика была на последнем курсе и теперь большую часть времени проводила в Госпитале. И здесь мулатка была совсем другой – в ней не было той загнанности и темной тоски, из-за которой Вера в Университете ее почти не замечала. Наоборот, девушка производила впечатление совершенно уверенного в своих силах человека.
Третьим, самым редким посетителем Веры был Вась-Вась. Вообще-то Вась-Вась был главным врачом хирургического блока, и в незапамятные времена формально звался Василием и имел отчество Васильевич. Но еще во времена его студенческой молодости однокашники заметно урезали эти звучные имя-отчество до тандемного слогосочетания, которое настолько прилипло к доктору, что даже он сам себя называл не иначе, как Вась-Вась.
Джессика Вась-Вася чуть ли не боготворила. Это было видно и по тому, как она с ним общается, и по тому, с каким восхищением рассказывает о нем Вере. Но Вере доктор не нравился, что-то в нем было неприязненное. Он никогда не смотрел ей в глаза и старался побыстрее закончить осмотр или перевязку и уйти. На пятый или шестой день, когда Вера могла уже более-менее говорить, она сказала доктору:
– Это вы меня спасли? Я должна вас поблагодарить.
Вась-Вась почему-то смутился, засуетился и пробормотал про себя:
– Меня – нет. Это ее – Джессику.
Веру очень озадачили слова доктора, и еще через несколько дней она прямо спросила Джессику, что значат его слова.
Джессика, нимало не смутившись, сообщила Вере:
– Понимаешь, подруга. Когда-то давно на врачей учились пять-шесть лет, а потом еще год практиковались. Конечно, у нас на это времени нет. Курс обучения врача вместе с интернатурой длится всего два с половиной года. И то – это самый длинный курс обучения, длиннее даже, чем у администраторов. Первый год мы просто учимся, на второй – разбираем трупы, на третий – практикуемся по-настоящему, на… э-э-э… на полутрупах. На тех, кого нельзя или почти нельзя спасти. Ты была моим выпускным экзаменом, и делала я почти все сама – под надзором Вась-Вася, конечно. Если бы ты умерла, мы бы тебя вскрыли и определили, что именно было сделано не так, изучили бы мои ошибки, и это – тоже хорошая практика. Но ты не умерла, вернее, только чуть-чуть умерла! Вась-Вась преувеличивает мою заслугу. Причин здесь, я думаю, много. Во-первых, твой организм очень сильный. Во-вторых, тебе повезло с товарищами. Твои солдаты-близнецы знали, что надо делать, чтобы сохранить жизнь раненому. И еще у них был порошок, который дала им их мама, которая в их поселении одновременно кто-то вроде доктора-шамана. Они поделились со мной этим порошком – я с химиками его пока изучаю, но уже понятно, что это какая-та смесь сушеных грибов, трав с Поверхности и чего-то еще, действующая как антибиотик, обезболивающее и стимулятор, задействующий все резервы организма. Эту смесь они сыпанули тебе в рану – можно говорить, что и она тебя спасла. Но все же, подруга, при таком ранении ты просто должна была умереть. И ты умерла на операции на минуту или больше. Мы уже отходили от стола, а потом твое сердце забилось. Я думаю, Бог не хотел тебя забирать, надо было, чтобы ты побыла еще здесь.
Посещения в Госпитале не практиковались вообще: это могло принести в Госпиталь болезни, зазря травмировало пациентов, да и вообще это было, по мнению врачей, ни к чему. Лишь изредка делались исключения с личного разрешения главврача Госпиталя. И Саха с Пахой смогли вырвать это разрешение – в обмен на рецепт того порошка, которым они спасали Веру. Приближение своих солдат Вера услышала еще до их появления в палате. Идя по коридору, они, как всегда, ругались друг с другом. Потом в дверном проеме появились две белобрысые головы со свернутыми в разные стороны носами, растянувшимися до ушей ртами и ликующим возгласом в один голос:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу