Ник Кайм - Заветы предательства

Мы всегда были беспечными. Мы не заботились о подробностях.

— Тогда надеюсь, что их хан знает, как держаться в седле, — только и сказал я. — Иначе ему за нами не угнаться.

Вскоре мы встретились с ними.

После отдыха и ремонта машин мое братство без происшествий мчалось к северо-востоку. Нам заменили немало гравициклов, другие были восстановлены сервиторами оружейной, и турбины их звучали чище, чем прежде. Мы и так гордились своим внешним видом, однако за недолгий перерыв между заданиями еще успели и немного оттереть с брони въевшуюся грязь. Теперь наши доспехи ослепительно сияли под тройным солнцем.

Я понимал, что братья мои не знают покоя. Их терпение таяло с каждым долгим километром по сверкающим белым пескам под бледно-изумрудным небом, они все истовее выискивали следы добычи на пустом горизонте.

— Чем же займемся, когда убьем их всех? — спросил Джучи, несшийся рядом со мной. Он небрежно правил гравициклом, позволяя ему рыскать и взбрыкивать на встречном ветру, словно живому скакуну. — Что будет дальше?

Я пожал плечами. Мне почему-то не хотелось это обсуждать.

— Мы никогда их всех не перебьем, — вмешался Бату, на лице которого еще виднелись фиолетовые синяки после битвы на платформе. — Если они закончатся, я сам новых нарожаю!

Джучи расхохотался, но его смех прозвучал чуточку напряженно, неестественно.

Братья уклонялись от непростой темы, но все мы знали, что она никуда не пропадает, вечно проскальзывает в наших шутках и разговорах. Никто не ведал, что ждет нас после окончания Крестового похода.

Он никогда не рассказывал нам о своих замыслах. Возможно, в кругу личных советников он так же тихо делился своими сомнениями, хотя мне сложно представить, чтобы у него были сомнения, чтобы в его мыслях возникало хоть что-то отдаленно похожее на неуверенность. И, какое бы будущее ни ожидало нас после окончания войны, я верил, что он найдет для нас место в новом мире, как делал это всегда.

Быть может, Чондакс просто действовал нам на нервы. Там мы иногда казались себе недолговечными, преходящими созданиями. Мы чувствовали себя так, словно оторвались от корней, и, что странно, уже не могли опереться на наши старые догмы.

— Вижу! — крикнул Хасы, вырвавшийся вперед. Он стоял в седле, и его длинные волосы струились на ветру. — Вон там!

Тогда и я заметил над пустыней белые клубы, которые подняли машины, движущиеся на высокой скорости. Облако ничем не походило на выбросы орочьего конвоя — оно было слишком четким, слишком чистым и перемещалось слишком быстро.

Я вздрогнул от беспокойства, но тут же взял себя в руки. Причины тревоги крылись в моей гордости, нежелании делить с кем-то командование, недовольстве полученным приказом.

— Ну ладно, поглядим, кто они такие и что у них за безымянное братство, — с этим я изменил курс, направляя гравицикл в сторону песчаного шлейфа. Незнакомцы замедляли ход, разворачивались для встречи с нами.

Чтобы поприветствовать моего визави, я спешился. Он поступил так же. Наши воины ждали чуть позади, лицом друг к другу, по-прежнему восседая на гравициклах с работающими вхолостую моторами. Его соединение, как мне показалось, равнялось моему по численности — пятьсот всадников или около того.

Он был выше меня на ладонь, без шлема, с бледной, а не темной кожей, квадратным подбородком и толстой жилистой шеей. Волосы он стриг очень коротко, а длинный ритуальный шрам на левой щеке, вздутый и яркий, явно нанесли в ранней зрелости. Черты лица у него были плавными, а не резкими, к которым я привык.

Значит, терранин. Мы, чогорийцы, в большинстве своем обладали смуглой кожей, черными, как сажа, длинными космами, и худощавыми длинными телами с бугристыми мускулами, хорошо заметными даже до возвышающих имплантаций. Подобной схожестью, как обнаружилось, мы были обязаны давно забытым предкам — первым колонистам. Терране, призванные в легион из колыбели человеческой расы задолго до того, как Крестовый поход достиг Чогориса, заметнее разнились между собой. Одни из них выделялись кожей цвета обугленных поленьев, другие соперничали в бледности с нашей броней.

— Хан, — поклонился он.

— Хан, — ответил я.

— Меня зовут Торгун, — произнес он на хорчине. Ничего удивительного: легион говорил на этом наречии уже сто и двадцать лет, с тех пор как Повелитель Человечества явил себя пред нами. Терране быстро приняли новый язык, стремясь таким образом сблизиться с вновь найденным примархом. Им легче давалась наша речь, чем готик — нам. Не знаю, отчего так происходило.