Сергей Извольский - Молодые Боги. Новый рассвет [СИ]

В следующий раз очнулся всерьез и надолго. Первое ощущение – откровенно прижатое ко мне женское, обнаженное и горячее тело. Вернее, память о нем – очнулся я как раз от того, что тепло и ощущение атласной кожи и прижатых приятных округлостей пропали.

Едва приоткрыв веко, я в лучах бодрого утреннего солнца пронаблюдал, как поднявшаяся Ребекка прикасается губами к моему лбу, проверяя температуру, а после, прижав щеку практически вплотную, проверяет дыхание. Убедившись, что я в порядке – но не заметив, что наблюдаю, она легонько коснулась меня губами и упруго, как кошка, поднялась. Нажав кнопку вызова персонала, Ребекка потянулась со сна – у меня внутри сразу появилось приятное тепло при взгляде на длинные загорелые ноги, грациозную позу, едва видную вполоборота высокую грудь и притягательные ямочки Венеры над ягодицами.

С усилием оторвав взгляд от подтянутого обнаженного женского тела, на котором была лишь тонкая белоснежная полоска миниатюрных трусиков, я осмотрелся. Мы находились в уютной комнате – обстановка домашняя, уютная, но выделяющееся медицинское оборудование космического вида наводило на мысли о том, что мы в ультрадорогой частной клинике.

Мои догадки подтвердила появившаяся практически мгновенно после нажатия Ребеккой кнопки вызова медсестра. Низкорослая азиатская девушка в небесно-голубом халате – филиппинка или сиамка по виду, зашла в номер. Склонившись в коротком поклоне, она поинтересовалась о чем-то у Ребекки на французском. Графиня ответила, после чего медсестра торопливо вышла – а Ребекка, взяв со стула длинную растянутую футболку, быстро надела ее, став в таком наряде еще более привлекательной.

Заметив мой взгляд, она шагнула ближе, присаживаясь рядом.

– Как себя чувствуешь? – поинтересовалась она.

Ощутимо саднили глубокие порезы на спине и шее ощутимо саднили. Да и чувствовал я себя не то, что бы очень хорошо – но от вчерашней чудовищной слабости не осталось и следа, – о чем я графине и сообщил.

Ребекка моментально подобралась и принялась переодеваться, явно собираясь в дальнюю дорогу.

– Ребекка, – позвал я ее, отвлекая. Она замерла, изогнувшись, натягивая узкие штаны.

– Да? – настороженно спросила она, видимо, что-то почувствовав в моем голосе.

– В моей каюте был рюкзак, – хрипло прошептал я.

В этот момент к нам в номер зашла врачебная комиссия – при виде полунагой Ребекки невозмутимость, как медсестра, сохранить не сумевшая. Девушка резко бросила оторопевшим врачам пару фраз на французском, после чего медики сразу занялись моим осмотром.

– Все в порядке, Питер его забрал, – холодно кивнула мне Ребекка, отвечая на вопрос.

В городском рюкзаке, специально купленном по случаю в Подмосковье, лежали вырезанные из тела Юлии блок и импланты – которые надо было как можно скорее подключить к капсуле. А чтобы это сделать, требуется спешно прийти в себя и найти не только свободную капсулу или кокон, но и специалиста, разбирающегося в теме.

После короткого обследования доктора удалились, а Ребекка принялась помогать мне одеваться – вещи были незнакомыми и совершенно новыми. Вскоре в номере появился де Вард. Старый и худощавый бельгиец, словно высушенный временем, оказался удивительно сильным – сначала помог подняться, а потом повел меня к выходу, едва не на руках.

Оставшуюся часть утра заняла достаточно длительная поездка на серебристом микроавтобусе, после которой мы оказались на частном аэродроме. Короткий перелет на небольшом бизнес джете – и вновь комфортный салон и задернутые шторки микроавтобуса, в этот раз белого.

Я пока еще не до конца пришел в себя – воспринимая происходящее как цветастый калейдоскоп фильма, просматриваемого будто сквозь вязкую полудрему. И закончилось это кино в кабинете недружелюбного доктора с тяжелыми, набрякшими веками. Его подручная, тучная медсестра – пока доктор с Ребеккой общались, фотографировала меня. Вернее, только мою голову и лицо. Самым подробным образом, со всех ракурсов.

Ребекка с хирургом поначалу на французском обсуждали детали операции, после графиня подошла ближе, взяв меня за руку, а врач принялся изучать мое лицо. Ребекка не зря приблизилась, морально поддерживая – процедура была достаточно болезненной и неприятной. Желтоватые усталые глаза доктора разглядывали меня словно препарированную на столе лягушку, сухие длинные пальцы ощупывали лицо, оттягивали веко пустой глазницы, жестко сдавливали, прижимали, прощупывали. Периодически пластический хирург переговаривался о чем-то с Ребеккой.