Виктория Шваб - Месть [litres]

Доктор сел прямее.

– Тогда давайте проведем кое-какие исследования.

Виктор наблюдал за линиями на мониторе; диаграмма сильно смахивала на запись толчков перед землетрясением. Портер подсоединил к его скальпу дюжину электродов и теперь тоже смотрел на энцефалограмму, недоуменно хмурясь.

– Что не так? – спросил Виктор.

Доктор покачал головой:

– Уровень активности аномальный, однако признаков эпилепсии нет. Видите, как близко собираются линии? – постучал он по экрану. – Уровень нервного возбуждения такой, будто у вас слишком высокая проводимость… переизбыток электрических импульсов.

Виктор изучающе посмотрел на линии. Может, ему показалось, но те взмывали и опадали в такт гулу в черепе, пики становились все чаще вместе с нарастающим жужжанием.

Портер прервал исследование.

– Мне нужна более полная картина, – заявил он, снимая электроды со скальпа Виктора. – Давайте сделаем МРТ.

Комната была пуста, лишь сканер по центру – стол, которому предстояло заехать в механический туннель. Виктор медленно лег на него, пристроив голову в небольшое углубление.

Портер закрепил голову пациента на месте специальным каркасом. Стол с металлическим гулом двинулся внутрь, комната исчезла, сменившись слишком низким «потолком» машины. Сердце Виктора ускорилось.

Он услышал удаляющиеся шаги доктора, щелчок двери, а потом через интерком донесся голос:

– Не двигайтесь.

Где-то с минуту ничего не происходило. А потом устройство принялось издавать низкий отрывистый звук, в котором потонул не только гул в черепе, но и вообще все.

Машина стучала, жужжала; Виктор попытался считать секунды, как-то замерить время, но сбился. Минуты уплывали прочь, забирая с собой крупицы контроля. Вибрация снова растеклась по костям, первые искры боли – боли, что Виктор не мог затушить, – заплясали по коже.

– Остановите процедуру, – попросил он, но машина поглотила слова.

– Мы почти закончили, – сообщил по интеркому Портер.

Виктор отчаянно старался выровнять дыхание, но тщетно. Сердце громыхало. В глазах двоилось. Жуткий гул становился все громче.

– Остановите…

Поток, яркий и ослепительный, прошил Виктора. Он вцепился в края панели; тело накрыла первая волна боли. В памяти всплыл образ Анджи у электрической панели.

– Я хочу, чтобы ты знал, – заявила она, начиная закреплять датчики у него на груди, – что я никогда и ни за что тебе этого не прощу.

Взвыла сирена.

Сканер застонал, содрогнулся, остановился.

Портер был где-то по ту сторону машины, что-то торопливо говорил низким голосом. Стол начал выезжать. Виктор схватился за удерживающие голову путы, ощутил, как они спали. Нужно встать. Нужно…

Поток прошил его снова, да такой сильный, что комната разлетелась на фрагменты – кровь во рту, запинающееся сердце, Портер, ослепительно-белый луч света, чей-то придушенный крик – а потом все стерла боль.

Виктор очнулся на столе.

Лампы аппарата МРТ не горели, вход разукрасили следы ожогов. Виктор сел, борясь с головокружением, и постепенно смог сфокусироваться. Чуть поодаль лежал Портер, весь скрюченный, будто в спазме. Не было нужды щупать пульс или проверять пустые нервы доктора. Он умер.

Перед глазами встал другой образ – другая лаборатория, и тело Анджи, такое же неестественно изогнутое.

Дерьмо.

Виктор поднялся и оценил картину. Тело. Разрушение.

Теперь, когда все осталось позади, к нему вернулось обычное спокойствие и хладнокровие. Словно затишье после бури. Миг покоя перед тем, как ненастье вернется с новой силой. А оно вернется, это лишь вопрос времени, что значит: следует ценить каждую секунду.

Рядом с рукой Портера лежал шприц. Виктор спрятал его себе в карман и вышел в холл, где оставил пальто. Только достал мобильник, как пришло сообщение от Доминика:

«1 минута 32 секунды».

Виктор глубоко вздохнул и оглядел пустой офис.

Затем вернулся в смотровую и собрал все записи и снимки. В кабинете Портера Виктор уничтожил все данные о приеме, включая электронные, порвал бумагу, на которой доктор делал заметки, и ту, что находилась под ней, – для верности. В общем, методично убрал все следы своего пребывания в здании.

Все, кроме трупа.

С ним ничего поделать было нельзя, разве что устроить пожар. Виктор прикинул такой вариант, но в итоге его отбросил. Огонь вещь капризная, непредсказуемая. Пусть лучше все остается как есть – сердечный приступ, несчастный случай.