Андрей Лях - Челтенхэм [litres]

С самого прибытия Дин так и не сменил своего длинного, едва ли не в пол, пальто, сложного, со множеством ремешков, пояса-жилета с кобурами – Диноэл терпеть не мог стандартных, болтающихся под мышкой «сандалет», заставляющих, во время неизбежных тактических кувырканий, тратить бесценные мгновения на ловлю привольно гуляющего оружия – и тестерных дырчато-бугорчатых перчаток без пальцев. Боевая единица сам по себе, сам себе крепость, готовый с любой секунды перейти в автономный режим с запасом кислорода, питания и патронов на сорок восемь часов. Конус перекачанных трапециевидных мышц поднимал одежду горбом вокруг шеи. Впрочем, облик его никого не удивлял, всем с давних времен было известно пристрастие Диноэла к экзотическим одеяниям класса плащ-палатка и расшито-расписным головным повязкам, подхватывающим копну его все еще буйных и черных волос – правда, седина простреливала эту непокорную гриву все решительней и решительней. Непрерывные многолетние тренировки в стиле «ниндзюцу» сделали его движения даже не гибкими, а скорее текучими – казалось, он может просочиться в любую щель или, фантастично растянувшись, всосаться в любую дырку на потолке метрах в пяти над собой. Но сейчас это был в первую очередь очень усталый и уже вовсе не молодой человек. Давно уже никто не видел и даже припомнить не мог его удивительной улыбки, без промаха уносящей женские сердца в необозримые дали. Сильно поменялся Дин за последние годы. Когда-то главный балагур и весельчак Института, записной шут и скоморох, Диноэл стал патологически молчалив, излом бровей обрел едва ли не трагичность, а во взгляде застыла некая меланхолическая рассеянность, спокойствие кладбищенского толка, печальная отрешенность.

Нос Диноэла – если брать переносицу как точку отсчета, то поначалу этот нос взял курс на откровенную курносость. Однако на полпути вниз, когда, прямо скажем, было уже поздно, планы вдруг поменялись, и было решено образовать мужественную горбинку, не совсем к месту завернувшую кончик в некое подобие абордажного крюка. В итоге получилось довольно неожиданно, но мило, если отвлечься от того, что, отяжеленная годами, носатость начала потихоньку нарастать.

Последним местом в Институте, куда он заглянул, стал собственный кабинет – и там его дожидались пять человек, о которых Дин совершенно забыл. Ну да, да – стажеры, так они именовались. Кадры решают все, и подбор этих самых кадров для отдела был не просто самой трудной задачей, а откровенно мучительной головоломкой. Требовалось совместить несовместимое: кандидат должен быть и интеллектуалом, желательно с двумя образованиями – гуманитарным и техническим, плюс знание языков, и одновременно физически подготовленным, со многими специфическими навыками, и еще – что, пожалуй, самое главное – обладать нестандартным мышлением. Совпадение таких качеств в одном человеке было случаем до крайности маловероятным, даже Академия СиАй, казалось бы, призванная подобных универсалов воспитывать, тут не очень могла помочь, и уж вовсе неподъемным делом оказалось внушить такому индивидууму какое-то представление о дисциплине, без которой любая работа в Институте была немыслима. Следуя опыту, Дин искал талантливых юнцов, еще не закосневших в рутине и карьерных битвах, дабы воспитать специалиста, что называется, на рабочем месте – самый перспективный, по его наблюдениям, путь, но бюрократическая машина, в номенклатурные списки которой он был включен, крутилась совсем в другую, привычную для себя сторону. Популярность «Джадж Спектра» была огромна, служить туда рвалась масса народу, и администрация регулярно поставляла Диноэлу порции тщательно отобранных спецназовских громил. Зачастую это были неплохие ребята, двум-трем даже удалось найти применение, но остальные превращались попросту в головную боль, поскольку по установленному институтскому регламенту Дин был обязан давать им какие-нибудь задания на время испытательного срока, после которого только и можно было со вздохом облегчения отправить их восвояси. Эти пятеро, оставшиеся после нескольких последних впусков и выпусков, – Чак, Уэсли, Стивен, Кенни и Макс, – на неопределенное время осели в Институте: Диноэл посчитал их не совсем безнадежными и посылал на обкатку по разным третьестепенным делам. Правда, если раньше приходилось затрачивать немало сил на обуздание заскоков разных ярких индивидуальностей, то теперь это давалось все легче и легче – считайте это стариковским брюзжанием, говорил Диноэл, но личности из Контакта ушли. Остались функционеры.