Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

— И как ты думаешь, твой отец отреагирует, если я вдруг просто появлюсь на борту его флагмана в четырёх тысячах миль отсюда? — с оттенком иронии спросил Мерлин.

— Я не знаю, — сказал Кайлеб, после чего внезапно ухмыльнулся, — но я бы дорого дал, чтобы увидеть его выражение, когда ты это сделаешь!

Мерлин Атравес лежал вытянувшись, взлетая вверх и вниз на волнах, так как он плавал на спине, наблюдая за луной.

Где-то за пальцами его ног, невидимые с его нынешней позиции на уровне воды, КЕВ «Неустрашимый» и его товарищи продолжали свой путь, не подозревая, что один из членов его экипажа пропал. Мерлин надеялся, что это таким и останется.

«Это», — философски подумал он, глядя на звёзды, — «вероятно… наименее мудрая вещь, из того, что я уже делал. В любом случае, кроме кракенов, конечно. Независимо от того, насколько хорошо Кайлеб принял это, нет ведь никакого способа сказать, как будет реагировать Хааральд».

Тем не менее, навскидку, он не мог придумать альтернативный план действий, который дал бы лучший шанс на выживание Хааральда.

Выражаясь хладнокровным языком, теперь, когда у него был шанс подумать о этих вещах немного больше, вероятно, для долговременного выживания Черис не имело значения, что случилось бы с королём Хааральдом и его галерами. То, что Кайлеб и сэр Доминик Стейнейр уже сделали с одним флотом галер, обещало, что могут сделать то же самое с другим, если бы им пришлось. Особенно с флотом, который собирался понести свои собственные — серьёзные — потери, если бы он напал на дом Королевского Черисийского Флота. Поэтому, даже если бы Чёрная Вода и преуспел в получении контроля над Черисийским Морем и Бухтой Каменной Банки, это было бы лишь временное достижение, которое длилось бы до момента, когда Кайлеб вернулся домой и отбил их обратно. И как бы ужасно смерть Хааральда не повредила управлению Черис, Мерлин чувствовал себя уверенным в том, что Кайлеб готов принять корону, особенно с Серой Гаванью и Волной Грома, в качестве советников.

Но хотя Черис мог пережить смерть короля Хааральда, Мерлин обнаружил, что сам он не был готов сделать это. Или увидеть, как Кайлеб вынужден это делать. По крайней мере, не сделав всё возможное, чтобы это предотвратить.

Это было странно, подумал он, когда поднялся достаточно высоко на волне, чтобы взглянуть на огни одного из галеонов вдалеке, но, когда он сначала намеревался преобразовать Черис в инструмент, который ему нужен, ему не приходило в голову, насколько он может сблизится с самими черисийцами, как с людьми, личностями, которые станут ему небезразличны. Хааральд Армак был не просто королём Черис, он был также другом Мерлина Атравеса, и отцом другого, ещё более близкого друга, а человек, который когда-то был Нимуэ Албан, потерял слишком много друзей.

«Это ли настоящая причина, по которой я позволил Кайлебу «уговорить меня» рассказать ему, что я мог бы сделать это? Или», — нахмурился он, когда ему в голову пришла другая мысль, — «это было потому, что я так одинок? Потому что мне нужно, чтобы кто-то знал, что я пытаюсь сделать? Как далеко я на самом деле от дома? Эти люди могут быть моими друзьями, но никто из них не знает, кто — или что — я в действительности. Есть ли у меня есть какая-то подсознательная потребность знать, что кто-то, кто считает меня другом, знает правду — или столько правды, сколько он может понять, во всяком случае — обо мне»?

Похоже, он имел такую потребность. И, возможно, это потребность была опасной щелью в его доспехах. Независимо от того, как мог бы отреагировать Кайлеб, или тот же Хааральд, подавляющее большинство сэйфхолдийцев, даже в Черис, действительно посчитали бы его самим порождением Ада, если бы раскрылась лишь десятую часть правды о нём. И если бы это случилось, всё, что когда-либо было связано с ним, было бы запятнано, отвергнуто с ужасом. Так что, в конечном счёте, если он разрешил потребности в дружбе заманить его в раскрытие правды тому, кто не готов принять её, или просто кому-то, кто мог непреднамеренно дать секрету утечь, всё что он сделал до сих пор — и все люди, которые умерли на этом пути, и которые ещё умрут — было бы напрасным.

Всё это было правдой. Он знал это, но не был готов психоанализировать самого себя, пытаясь разобраться в своей мотивации, даже если предположить, что ПИКА мог быть объектом психоанализа. Потому что, в конце концов, это не имело значения. Какими бы ни были причины для этого, это было то, что он должен был сделать. Что-то, чего он не мог не сделать.