Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

— Всё, что я только что сказал о важности морального духа наших галер, ещё более справедливо в отношении флота галеонов, Рейджис, — сказал он. — Как бы они ни были уверены, никто и никогда не сражался в битве, какой будет эта, а численное превосходство над ними будет намного больше, чем над флотом галер. Им нужно будет иметь там кого-то из королевского дома, а Кайлеб провёл последний год изучая всё, что нужно знать о новых кораблях и новой артиллерии.

— А я, Ваше Величество? — спросил очень тихо Серая Гавань. — Где будет моё место в вашей генеральной стратегии?

— Именно там, где ты боишься, что оно будет, — грустно сказал Хааральд. — Прямо здесь, в Теллесберге, в качестве главы Тайного Совета и регента Жана, если что-то случится с Кайлебом и мной.

— Пожалуйста, Ваше Величество, я… — начал Серая Гавань, но Хааральд снова покачал головой.

— Нет, Рейджис. Ты нужен мне здесь.

Серая Гавань выглядел готовым продолжать, но затем он остановился и склонил голову в молчаливом подчинении.

— Спасибо, — тихо сказал Хааральд. Затем он резко усмехнулся. Серая Гавань поднял взгляд при этом звуке, и король улыбнулся ему.

— Я знаю, что это не то, что ты хотел услышать, Рейджис, — сказал он. — Поэтому, у меня для тебя есть небольшой подарок. Хорошо, для тебя и Бинжамина.

Он улыбнулся Волне Грома, который так долго сидел молча. Опыт барона лежал в других областях, в стороне от большой морской стратегии, и он знал это. Но теперь его глаза просветлели, и он сел прямее в своём кресле, и король снова засмеялся, увидев его энтузиазм.

— В сложившихся обстоятельствах, — сказал он, — я не вижу особого преимущества в том, чтобы позволять шпионам Гектора и Нармана продолжать действовать в Черис. Я бы хотел подождать ещё две или три пятидневки, на всякий случай, чтобы мы не дали кому-то из руководителей возможность сбежать в Изумруд, пока мы не будем готовы. Но, через… двенадцать дней с сегодняшнего числа, у вас обоих есть разрешение на то, чтобы схватить каждого отдельно взятого шпиона, которого вы и Мерлин смогли идентифицировать.

Трубы прозвучали над тёмно-синей водой Бухты Горат, и ответные крики команд раздались над палубами скопившихся сил Доларского Флота. Белые потоки морских птиц и разноцветные стаи прибрежных виверн носились вперёд-назад над переполненной гаванью в бушующем грохоте крыльев, пронзительных криков и свиста. Свежий ветер и тонкие высокие полоски облаков отполировали небо осеннего голубого цвета, а широкие воды бухты никогда раньше не видели такой концентрации военных кораблей. Зелёная виверна на красных знамёнах королевства резко хлопала и трещала на свежем ветру, командирские вымпелы развевались над верхушками мачт флагманов эскадр, и, вопреки себе, адмирал Люис Гардинир, граф Тирск, почувствовал шевеление гордости при виде такой концентрированной мощи.

Секундой позже оно растворилось в чём-то намного менее приятном, когда он перевёл взгляд на галеру «Король Ранилд». Возвышающийся над другими высокобортный корабль нёс командирский вымпел «адмирала» Мэликая, и Тирск почувствовал внезапный соблазн плюнуть за борт при его виде.

Гаркающие команды пронеслись над его собственным флагманом, и собачка кабестана равномерно защёлкала, когда экипаж «Бухты Горат» начал поднимать якорь. «Бухта Горат» была меньше и старше «Короля Ранилда», с меньшим количеством позолоты, а украшающая её резьба была гораздо менее замысловатой и богато украшенной, потому что её носовым украшением был простой резной кракен, а не выполненная в половину натуральный величины, великолепно раскрашенная и позолоченная фигура короля Ранилда, которая украшала флагман флота. Она также имела меньшую осадку и была более лёгкой в управлении, чем огромный, громоздкий белый дракон флагмана флота. Корабль Мэликая был построен как упражнение в королевском эго, простом и ясном, насколько мог сказать Тирск. Что, конечно, делало немыслимым, чтобы Мэликай мог поднять свой вымпел на любом другом корабле.

«Бухта Горат» внезапно сделала реверанс, когда лапы её якоря вырвались из песчаного дна одноименной ей якорной стоянки. Мужчины на насосе заработали рычагами вверх и вниз, и поток воды хлынул из шланга, смывая грязь и слизь с якорного перлиня, пока он постепенно поднимался из воды.

Якорь держал нос галеры на ветру; теперь его снесло, раздались новые приказы, и, когда её вёсла погрузились в воду, барабан гребного мастера начал свой глубокий, устойчивый ритм. Воды бухты были покрыты белой рябью и гребцам нужно было тяжело налечь на рукояти, прежде чем они смогли бы вернуть контроль над ней, а рулевой смог вернуть её обратно на ветер.