Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

— Это… может сработать. — Мерлин на мгновение погладил усы, затем кивнул. — Если мы это сделаем, то, вероятно, тридцать из них будут готовы поднять паруса к середине ноября. Может быть, ещё один или два. Но они всё ещё будут довольно «зелёными», Кайлеб.

— Пушечные расчёты будут неопытными меньше всех, — возразил принц. — И у них будет, по крайней мере, четыре или пять пятидневок для тренировки с парусами — и ещё больше для тренировки с пушками — прежде чем мы сможем добраться до врага.

— Пожалуй, это действительно так. — Мерлин мгновение подумал об этом, а затем повернулся лицом к королю.

— Я думаю, мы можем рассчитывать на тридцать, Ваше Величество, — сказал Мерлин.

— Против где-то примерно ста шестидесяти галер, — сказал Серая Гавань.

— Просто сравнение численности выглядит плохо, — сказал Хааральд. Серая Гавань сердито посмотрел на него, и король снова фыркнул. — Хорошо, — признал он, — это выглядит плохо, потому что это плохо и есть. Но это не так плохо, как кажется. Либо наша новая концепция cработает целиком, либо нет. И если она сработает, это лучшие условия, которые мы сможем придумать. И не забывайте про элемент неожиданности.

— Более того, — вставил епископ Мейкел. — Как вы уже указали, Ваше Величество, удивление порождает панику. Если галеоны могут нанести достаточный урон и создать достаточную панику, «Южная Группа» вполне может повернуть назад, даже если их фактические потери будут менее, чем сокрушительные. В этот момент галеоны смогут вернуться в наши домашние воды, что позволит вам сосредоточить все свои силы против «Северной Группы».

— Предполагая, что наши собственные галеры могут успешно играть с ней в салки, пока галеоны не вернутся, — сказал Серая Гавань. Епископ посмотрел на него, и первый советник криво усмехнулся. — Раньше я был морским офицером, Ваше Высокопреосвященство, а каждый морской офицер знает, что первый закон битвы — то, что может пойти не так, пойдёт не так.

— Верно, — сказал Хааральд. — Но этот закон применим к обеим сторонам.

— Это справедливо, — признал Серая Гавань.

— Я должно быть в чём-то прав, если ты готов признать так много, Рейджис! — со смехом сказал король. Потом он встряхнулся и оглядел совещательную залу более рассудительно.

— Я уверен, что есть много чего, что нам нужно уточнить, — сказал он, — но я думал о том, как бороться с Доларом с тех самых пор, как Мерлин впервые предупредил нас, что Трайнейр разговаривал с Ранилдом. Я убеждён, что это наше оптимальное решение. И я также убеждён, что наша важнейшая задача состоит в том, чтобы наши капитаны и наши экипажи были настолько уверенными и мотивированными, насколько это возможно. Особенно учитывая возможность, что факт, что Совет Викариев действительно стоит за всем этим, чтобы он не говорил, может стать известным. Даже самые стойкие начнут испытывать некоторые сомнения, если они подумают, что Мать-Церковь решила, что нас нужно разгромить.

— Принимая это во внимание, я думаю, что мне необходимо будет взять личное командование нашим галерным флотом. О, — он махнул рукой, когда Серая Гавань застыл на своём месте, — я знаю, что прошли годы с тех пор, я сам был во Флоте, Рейджис! Я не буду пытаться осуществлять реальное тактическое командование. Это будет делом Брайана — вот почему он верховный адмирал! Но для наших людей будет важно знать, что я там вместе с ними, живу или умираю.

— Ваше Величество, если что-то случится с вами… — начал Серая Гавань, но король покачал головой.

— Если нам не удастся победить эти объединённые силы, и победить их убедительно, всё кончено, Рейджис, — сказал он тихо. — Мы должны выиграть, по крайней мере, ещё шесть месяцев или год, а ещё лучше два или три года, чтобы ввести больше новых судов в строй. А если они победят нас — неважно, где я буду, когда это случится. Если бы меня позвали туда, зная, что когда я с ними, я помогаю нашим людям сражаться более эффективно — а ты знаешь, так же, как и я, что так и будет — тогда это то место, где я должен быть.

В течение долгого, безмолвного мгновения Серая Гавань смотрел в твёрдые, неуступчивые глаза своего монарха. Затем его собственные глаза опустились.

— А я, отец? — спросил Кайлеб, нарушая тишину.

— А ты, сын мой, — рассудительно сказал король Хааральд, ровно встретив пристальный взгляд Кайлеба, — будешь с адмиралом Стейнейром — и Мерлином — с флотом галеонов.

Глаза Кайлеба просияли. С другой стороны, Серая Гавань, казался застывшим в шаге от нового протеста, и король улыбнулся ему без какого-либо намёка на юмор.