Дэвид Вебер - У рифов Армагеддона

Мальчик снова, тяжело, кивнул, и Хааральд глубоко вздохнул.

— Есть ещё одна вещь, Рейжис, — сказал он. — Боюсь только, что эта вещь причинит больше боли, чем какая-либо другая.

Женифир Армак издала мягкий, нечленораздельный звук, и её рука дёрнулась, как будто она хотела протянуть руку и остановить короля. Но она этого не сделала, и Хааральд продолжил, говоря медленно и осторожно, глядя на обоих её сыновей.

— Люди будут говорить тебе, — сказал он, — что твой дед убил твоего отца.

Кельвин, младший из двух братьев, дёрнулся, его глаза внезапно стали огромными. Рейжис только посмотрел на короля в ответ, но его глаза внезапно стали ещё темнее и наполнились ещё большей болью, и сердце Мерлина скрутилось в молчаливом сочувствии к убитому горем мальчику, который только что стал герцогом.

— Причина, по которой они собираются сказать это, — продолжил Хааральд, — заключается в том, что это правда. Он не хотел этого, потому что он любил твоего отца, так же, как и я, так же, как Кайлеб. Но у него не было выбора. Иногда даже люди, которых мы любим, делают плохие вещи, Рейжис, Кельвин. Иногда это происходит из-за того, что в них есть частичка, о которой мы никогда не знали — скрытая сторона, которая желает вещей, которых у них быть не должно, и которая пытается получить эти вещи.

— Ваш отец и я воспитывались, словно мы были братьями, а не кузенами. Я любил его так же, как Кельвин любит тебя, Рейжис. Я думал, что он любил меня так же. Некоторые люди сказали бы, что я ошибался, когда верил в это, потому что, в конце концов, он хотел отобрать у меня Корону, и он пытался убить Кайлеба, чтобы сделать это. Это был бы страшный, ужасный поступок, если бы он смог сделать это. Но, несмотря на всё это, я не ошибался в том, что люблю его, и я не ошибался, полагая, что он любил меня.

— Иногда, люди меняются, мальчики. Есть болезни, которые затрагивают не наши тела, но наши сердца и наши умы. Я верю, что так случилось и с вашим отцом. Он хотел Корону так сильно, что это стало болезнью, которая исказила что-то глубоко внутри него. Когда мы с ним были в вашем возрасте, когда мы росли вместе с ним здесь во дворце, до того, как… жажда обладания Короной отравила его изнутри, он действительно любил меня. И, я верю, он действительно любил Кайлеба, так же как ваш дедушка любил его.

— Но когда он сделал то, что сделал, и когда он отказался отступить от планов, которые он начал приводить в действие, твой дедушка должен был сделать выбор. Он должен был решить, собирается ли делать то, что требовали от него его клятвы перед Короной и его собственная честь, или он собирается присоединиться к вашему отцу, совершая те ужасные поступки, которые его хотели заставить делать амбиции вашего отца. И когда ваш дед решил, что он не может поддерживать измену, независимо от того, насколько он любит человека, совершающую её, твой отец приказал своим личным гвардейцам схватить его и держать в тюрьме до тех пор, пока мы с Кайлебом, а также многие другие люди, не будут убиты.

Кельвин качал головой снова и снова, медленно, с выражением боли, утраты и смущения пятилетнего ребёнка. Рейжис был достаточно взрослым, чтобы понять, пусть и не до конца, что говорил король, и его подбородок дрогнул, когда эти слова проникли в его душу.

— Ваш дед не мог допустить этого, — сказал Хааральд тихим, но непоколебимым голосом. — Ваш дед — мой Первый Советник. Он один из моих вассалов. Он был офицером в моём флоте. И ваш дед понимает, что означает честь. Что означает клятва. И поэтому, несмотря на то, что он сильно любил вашего отца — он действительно любил его, Рейжис, я клянусь тебе в этом — когда дело дошло до открытой схватки, и гвардейцы твоего отца попытались схватить или убить его, он чтил эти клятвы и убил человека, которого любил, за преступления, совершённые этим человеком.

Теперь плакали оба мальчика и их мать тоже. Хааральд оттолкнулся от своего трона и привлёк Женифир в свои объятия. Мгновение спустя две пятилетних руки окружили замком его левое бедро, и он почувствовал, как Кельвин прижался лицом к его бедру. Рейжис уставился на него, его лицо выражало отчаяние и потерю, и король протянул ему руку.

Мальчик, который только что стал герцогом, и в процессе этого узнал, каким безумно дорогим может быть этот титул, посмотрел на своего монарха сквозь вуаль слёз. Затем он взял предложенную руку в обе свои, сжимая её, как тонущий человек может цепляться за кусок дерева.

— Есть причина, по которой ваш дедушка не стоит сейчас здесь, чтобы сказать вам это сам, — сказал Хааральд, смотря вниз и обращаясь к Женифир так же, как к её сыновьям. — Он хотел. Хотя он знал насколько это будет болезненным, он хотел бы сказать тебе сам, Рейжис, но я не позволил ему. Я твой король, а ты теперь один из моих герцогов. Есть обязательства между королями и их вельможами, и то, что ты ещё и часть моей семьи, делает эти обязательства сильнее, чем когда-либо. Это моим долгом было рассказать тебе об этом. Я хотел, чтобы ты услышал это от меня, потому что я хотел чтобы ты понял — понял, как сердцем, так и разумом — что ничего из того, что произошло, ничего из того, что мог бы сделать твой отец, никогда не изменит того, как я отношусь к тебе и твоей матери. Бог судит всех людей в конце. Королям иногда требуется судить людей, но мудрый король судит любого мужчину или женщину только на основании его собственных действий, а не за что-то другое. Я не всегда мудр, как бы я ни старался, как бы ни молил о наставлении. Но это я тебе обещаю. Когда я смотрю на тебя глазами твоего кузена и вспоминаю твоего отца, то я вижу мальчика, которого я люблю, хорошего человека, которым я дорожу — вот что я вижу в тебе. Когда я смотрю на тебя глазами твоего Короля, то вижу мальчика, которым ты являешься, и человека, которым ты станешь, а не твоего отца, который предал его доверие.