Борис Конофальский - Рейд [СИ]

В принципе, Акима это устраивало. Он выстрелил ему в бок, целился, старался не промахнуться. Картечь вырвала офицеру рёбра, разбрызгав вокруг красную, как у людей кровь. Но та широкая лента, что была на голом теле переделанного, не пострадал от выстрела. Аким полез в воду к трупу, перезаряжая оружие, запустил руки под труп, и под ним он нашёл то, что и надеялся найти. Да, на широкой ленте, через плечо у трупа висел офицерский планшет. Редкая, уникальная вещь. Он, морщась от боли и прилагая усилия, содрал с него ленту, на которой висела коробка. Рассмотрел коробку. За такую вещь и станичное общество, и армейская разведка, и учёные из городов готовы платить больше деньги. Но больше всех дали бы денег за этот планшет добытчики. Уж Савченко за такое заплатит.

Большой овод сел ему на щёку, на рану, в надежде нажраться крови, Саблин раздавил его и пошёл к лодкам. Он знал, что победил. Без офицера вся это переделанная сволочь ничего не стоит. Теперь ему нужно было заняться собой.

Он забросил планшет в лодку, хотел напиться, наконец, поднял канистру, и чуть не упал, так в боку вступило, что аж в глазах потемнело. Пришлось боль перетерпеть, прежде чем выпить воды.

Пил, руки тряслись, а в канистре едва литров шесть было. Нужно было лечиться. А ещё голову солнце печёт. Присел на край лодки, расковырял новую аптечку.

Чтобы загнать себе в рану биогеля, нужно внутрь раны как можно глубже ввести катетер. Конечно, хорошо бы снять Костюм Химической Защиты, снять кольчугу, но Саблин побоялся. На всё это уйдёт слишком много сил. Нащупал пальцем рану, взял тюбик, вздохнул, и стал вставлять в кровоточащую дыру под ребром трубку катетера. А попробуй ещё вставь. То КХЗ мешает, то катетер в рваный край кольчуги упирается. А всё больно, всё больно. Наконец нашёл канал раны, и тут больно стало так, что в глазах потемнело. А надо гель во всю рану залить. До самой пули. Вот он воткнёт, посидит, потерпит, как боль отступит, ещё протолкнёт трубку. А оводы озверели: с гудением, с размаху, шлёпаются прямо на располосованную щеку, и сразу кровь из раны жрать, и так остро прикусывают, как будто иглой колют. Их смахивать, или давить нужно, и катетер вводить в рану. Скучать Саблину некогда.

Наконец, катетер вошёл на максимум. Аким выдавил весь гель, что был. Достал из аптечки шприцы. Общий обезболивающий, местная анестезия — нейроблокатор, антибиотик, стимулятор. Обезболивающее колоть себе опасно. Сознание мутнеет от него, а у него и так с этим не всё в порядке. Антибиотик сразу вколол, в шею, через КХЗ и «кольчугу» колоть не нужно, можно иглу сломать. Все остальные шприцы положил себе в карман.

Осталось совсем немного, собрать оружие. Пластуны оружие не оставляют. И забрать павших, двое уже в лодке лежат: Фёдор Верёвка и Вася Кузьмин. Анисим Шинкоренко, радист, тоже недалеко. Двадцать метров. А вот Юрка, хряк здоровенный, у камней, его к лодкам дотащить непросто ему будет.

Так и получилось, радист был не очень крупный казак, худо-бедно, дотащил, кое-как в лодку закинул. Попил ещё горячей воды, дух перевёл. Отрезал капюшон от КХЗ Васи Кузьмина, ему теперь не нужно. Надел этот капюшон как шапку, а то солнце и оводы совсем одолели. Пошёл за Юркой.

Как он его из окопа вытащил, как он его тащил, Саблин и вспомнить не мог. А уж как его ему удалось в лодку закинуть. Одно объяснение — чудо. Оружие не оставил, всё, что нашёл, собрал, даже автомат разведчика прихватил. Сам в лодку лез, едва ноги через борт перекинуть мог. Сел на руль и с замиранием сердца нажал стартер.

Компрессор привычно засипел, щёлкнуло реле, тихонечко затарахтел генератор, стрелка амперметра дёрнулась, ток есть.

Он крутанул акселератор. Мотор послушно загудел, из-под кормы вырвался бурун.

Порядок. Задний ход. Винт, поднимая муть со дна, послушно потянул лодку с берега.

Порядок. Он разворачивал лодку на восток.

Нехороший получился рейд. Аким оглянулся, там, у берега, так и валялся в воде труп офицера переделанных. А где-то так и плавали два его брата в болотной воде, а ещё один так и вовсе сгинул на кочках, лежит где-нибудь в рогозе, а ещё трёх мёртвых братов он вёз в станицу отдать родным. Трёх мёртвых и одного при смерти. Вон, лежат все в лодке. И ему придётся перед стариками, перед братами-казаками, перед бабами мёртвых за всё отвечать. Всё объяснять им. Ничего, голова удивительной твари и планшет офицера тоже лежат в лодке. Он всем всё покажет, а пока…

Пока он жив, хоть малость в глазах темнеет, но жив.