Олег Таругин - Десантник. Дорога в Москву [litres]

Медики закончили погрузку, и автобусы повезли раненых, как подозревал десантник, в какой-то из ведомственных госпиталей комиссариата внутренних дел. Немецкий пилот, как ни странно, тоже добрался до столицы живым, окончательно потеряв сознание уже после посадки – и дальше стабилизировать его состояние оказалось не под силу даже практически всемогущей фармакологии спецназовских аптечек. В любом случае повезло: если вовремя проведут операцию, глядишь, и выживет. А коль выживет, то не гробанется вместе со своим летающим грузовиком в мерзлых степях под Сталинградом, пытаясь доставить Паулюсу продукты и боеприпасы. Хотя теперь вовсе не факт, что легендарное сражение на волжских берегах состоится. Для того и работаем, как говорится…

Отвлекшись от размышлений, Степанов взглянул на напряженного, как струна, Ланге, сидящего у противоположного борта. И внезапно осознал, что сдержаться поистине выше его сил:

– Ну что, хер майор, доволен? Насколько понимаю, ты первый солдат фюрера, ступивший на московскую землю. Подозреваю, что и последний. Ощущаешь, так сказать, священный трепет? Хотя, нет, вру, будут еще другие, и много, почти шестьдесят тыщ. Чуть не по всему центру города протопают. А следом поливальные машины будут их дерьмо с асфальта смывать [33] Степанов имеет в виду знаменитый марш пленных гитлеровцев по Москве, состоявшийся 17 июля 1944 года, когда по улицам советской столицы прошло более 57 тысяч фашистских офицеров и солдат группы армий «Центр», в основном попавших в плен в ходе стратегической войсковой операции «Багратион». Всего же за время Белорусской наступательной операции было захвачено, ранено, пропало без вести или уничтожено порядка 400 тысяч гитлеровцев (по данным некоторых исследователей больше), в том числе 21 генерал, 19 из которых были доставлены в Москву и возглавили колонны пленных. Проводимая НКВД СССР операция получила обозначение «Большой вальс». .

– Нье совсьем понимайт, – бледно улыбнулся вконец вымотанный абверовец. Отключившие более не нужную маскировку космодесантники заулыбались.

– Михалыч, переведи, будь другом?

– Трепло, – мрачно буркнул Батищев, видевший в электронной энциклопедии впечатляющие фотографии «парада побежденных», тем не менее выполняя просьбу.

Несколько секунд Рудольф переваривал услышанное, затем решительно мотнул головой, выдав достаточно длинную фразу. Контрразведчик, криво ухмыльнувшись, перевел:

– Говорит, что он больше не солдат фюрера, а добровольный помощник и союзник. И пришел сюда не завоевывать, а сотрудничать ради общего будущего. При этом он, разумеется, остается патриотом своей родины, поэтому надеется, что мы понимаем разницу между нацистами и простыми немцами.

– Да уж понимаем, – закаменев лицом, Алексей смерил пленного долгим взглядом, которого тот не выдержал, понуро опустив голову. – Вот только рановато пока для таких разговоров. Поскольку не осознали еще эти самые «простые немцы», во что ввязались и что натворили. Вот когда наши танки в Берлин войдут, тогда да, самое время наступит. А пока – рано!

– Сворачивай политинформацию, – бросил Иван Михайлович, закончив переводить. – Поскольку тоже не время. Да и не место.

И добавил, кивнув на ближайший иллюминатор:

– Выходить пора, вон и товарищи уже сигнал подают.

Степанов взглянул в не слишком чистое остекление. Стоящий неподалеку от самолета офицер НКВД – звания разглядеть не удавалось, да Леха, если честно, так и не научился разбираться во всех этих кубарях, шпалах и ромбах – и на самом деле подавал какие-то знаки, указывая в сторону хвоста. Почти касаясь щекой мутноватого плексигласа, десантник посмотрел в указанном направлении.

К транспортнику подъехала пара грузовых машин, одна из которых сейчас аккуратно сдавала задом, под контролем автоматчика в фуражке с васильковой тульей осторожно приближалась к пассажирской двери. Вторая, вероятно, резервная, остановилась поодаль. Задний борт откинут, брезентовый полог заброшен на крышу тента. Что ж, понятно: сейчас им предстоит, не привлекая лишнего внимания, погрузиться внутрь. В столицу, нужно полагать, поедут в наглухо зашнурованном кузове. Вполне логично, поскольку глупо было бы предполагать, что им позволят побродить, разминая мышцы, по летному полю…

Грузовик затормозил буквально в нескольких метрах от фюзеляжа. Убедившись, что все в порядке, боец закинул за спину ППШ и порысил прочь. Офицер же, наоборот, двинулся к «Юнкерсу». Поднявшись по невысокой лесенке, остановился, с искренним любопытством осматриваясь. Проходить вглубь отсека он отчего-то не торопился, словно чего-то дожидаясь. Или кого-то.