Это и были сумерки . Сумерки перед долгой холодной Ночью.
В некоторых местах Ночь уже наступила. Сутки, двое и даже трое назад. Планету окутывала тьма, вызванная из ее горящих недр, лесов, сожженных силой атома городов. Миллионы тонн сажи, единовременно, были выброшены в стратосферу Земли тысячами взрывов. В результате подвижек земной коры были разбужены десятки вулканов, продолжавшие пополнять дымовую завесу, укутывавшую постепенно планету, своими выбросами даже спустя недели и месяцы после короткой войны.
Приближаясь к месту, откуда открывался вид на Новороссийск, — город, который он, Илья, помнил с раннего детства, он ускорял и ускорял шаг, пока не перешел на бег. Его сердце билось все быстрее и быстрее. Впереди было только мутное небо и сто, девяносто, восемьдесят… сорок, тридцать шагов… Он бежал. Сердце колотилось. Бешено. Вот еще десяток, и…
Он увидел его. Город в сумерках.
Он упал на колени и заплакал.
Была середина дня. Илья не думал о времени, — плевать на время. Он сидел на желтой траве и смотрел на свой город, которого больше не было.
Внизу, под горой, лежал Гайдук, правее — Владимировка (пригороды Новороссийска), а слева… Если в Кирилловке и Борисовке еще можно было рассмотреть относительно целые здания, то с Цемдолины начинался ад: сплошное месиво из всего того, что раньше было городом. Илья рассмотрел два черных пятна, рельеф вокруг которых изменился до неузнаваемости. Дальше все скрывала проклятая муть.
Там, внизу, осталось все, что было ему дорого — его родители, сестра, близкие, его прошлое… Ничего не осталось. Пока он шел сюда, у него была надежда, пусть маленькая, но она была.
«Что теперь? Куда идти? Для чего все?». Он встал, рука сама поднесла пистолет к виску, щелкнул предохранитель, палец начал выбирать спуск… «Нет. Слишком простой выход» . Илья посмотрел на пистолет в своей руке… Он стоял один на высохшей траве под чернеющим с каждым часом тяжелым небом. «Слишком просто…» . Он вернул пистолет в кобуру и подобрал лежавший рядом рюкзак и автомат. Посмотрев еще раз в сторону города, Илья развернулся, накинул на голову капюшон, поправил лямки рюкзака и зашагал прочь.
Кто восстанет за меня против злодеев? кто станет за меня против делающих беззаконие?
Псал. 93:16
Готовьте заклание сыновьям его за беззаконие отца их, чтобы не восстали и не завладели землею и не наполнили вселенной неприятелями.
Исаи. 14:21
Если будешь творить зло, возмездие обязательно настигнет тебя.
Цугуми Оба, «Тетрадь Смерти»
Человек с обрезанным дробовиком наизготовку обошел здание бывшей котельной по кругу и остановился, прислушался.
Тишина.
Ледяная лестница, что ведет ко входу в Убежище, в паре метров.
Холодно. Термометр на плече бушлата показывает минус тридцать.
Запаха дыма нет — все улетает вверх, прямиком в низкое клубящееся грязью небо.
Как же холодно! Человек поежился.
Тридцать градусов в середине июня! Кто бы мог подумать! Нет, были, конечно, такие кто думал. И теорию ядерной зимы придумали, и компьютерные модели всякие, прогнозы разрабатывали задолго до наступления этой самой зимы… и книжки страшные писали про «это»… да только избежать так и не сумели.
За время «зимы» здание обнесло серыми сугробами чуть выше окон, и теперь, чтобы попасть внутрь, нужно сначала спуститься вниз по вырубленной в обледенелом насте лестнице.
Там, внутри, сейчас тепло и уютно, но человек не спешит. Слушает. Несколько долгих минут он вглядывается в темноту, в которой лениво кружились редкие колючие пылинки.
Когда в августе прошлого года «они» обменялись ядерными ударами, уже через неделю, стемнело. Температура падала стремительно день за днем.
Сейчас «день», если верить часам — дней, в привычном понимании этого слова, с тех пор, как стемнело в конце августа, не было, была только ночь, темная и холодная. Уже в сентябре на юге России стояли пятнадцатиградусные морозы, а зимой — календарной зимой! — температура опустилась до семидесяти. Так что тридцатник в июне — не так страшно, если вспомнить январь…
Убедившись, что поблизости нет никого, человек с обрезом оборачивается и делает знак рукой тому, кто все это время стоял в стороне.
Другой человек, тоже с обрезом в руках, отделился от черной стены в пятнадцати метрах от бывшей котельной. Это товарищ. Он отстал за полкилометра отсюда и шел позади, готовый в любую минуту прикрыть первого.
Читать дальше