Макс Мах - Фортуна Эрика Минца

— За что вас отчислили из академии, лейтенант? — Чего-чего, а такого вопроса Эрик от императора никак не ожидал. Да и никто другой, похоже, тоже.

— За подделку документов, ваше императорское величество!

Честность — лучшая политика, тем более, что соври Эрик хоть в чем-нибудь, сразу же найдется кто-нибудь, кто "внесет ясность".

— Вы ведь знали, что это уголовное преступление?

— Так точно, знал!

— Зачем тогда подделывали?

Хороший вопрос, и Эрик знал, как на него ответить.

— Хотел изменить судьбу, ваше императорское величество!

— Удалось? — чуть прищурился самодержец.

— Почти, — признал Эрик.

— Сколько продержались?

"Что за странный вопрос? Это же наверняка записано в моем личном деле."

— Чуть больше года, ваше…

— Как обнаружилась подделка? — прервал его император.

— Не могу знать!

— Кого он покрывает? — вопрос обращен, явно, не к Эрику.

— Капитан-лейтенанта Виктора Мельника, — сразу же вступил кто-то из статских.

— Родственник адмирала Мельника?

— Да, ваше величество.

— С чего у капитан-лейтенанта возник интерес к кадету академии?

— Есть мнение, что приревновал к двоюродной племяннице.

Эрик уже понял, что участвует статистом в спектакле, устроенном не для него, а для кого-то, кто, возможно, даже не присутствует здесь лично. Для адмирала Мельника? Возможно, но не обязательно.

— Ну, офицер-то он хотя бы достойный? Где служит?

"О, как!"

— Управление тыловых перевозок, — уточнил кто-то из военных.

— Ну-ну…

Император был, по сути, стариком. Девяносто три года — это даже для высшей аристократии возраст более, чем почтенный. Высокий, худой, с седым ежиком коротко стриженных волос, сухим узким лицом, тонкими губами, длинным прямым носом и холодноватыми глазами, самодержец носил адмиральскую форму, но наград у него было совсем немного.

— Прикажете, указать на несоответствие?

— Ни в коем случае, — возразил император. — Пусть себе…

"Пусть себе! А репутацию мужику между тем испортил. Да и мне, возможно, тоже…"

— Подделка документов серьезное уголовное преступление, — продолжил император после довольно длинной паузы, — но вас, как я знаю, уже реабилитировали…

— Амнистировали, ваше величество, — подсказал кто-то из референтов. — По представлению адмирала Севера.

— Ну и ладно тогда, — чуть кивнул самодержец. — Рад, что вы не пропали, лейтенант! Учились хорошо, служите отлично, значит достойны. Способности налицо. Похвально, что показали себя мужчиной в бою и уничтожили корабль-матку. Но, полагаю, главное ваше достижение, лейтенант, это пример, который вы дали молодым пилотам. Молодцом!

Сказав это, император махнул рукой, и ему тут же подали нечто, лежащее на бархатной подушечке. Эрику очень хотелось посмотреть, что это такое, но он боялся даже скосить взгляд.

— Подойдите, лейтенант!

Эрик сделал два шага вперед и оказался прямо перед императором.

— Преклоните колено!

Эрик послушно опустился на колено.

— Там, лейтенант, — все тем же сухим, чуть хрипловатым голосом прокомментировал происходящее император, — в моем указе написано много красивых слов, но я вам так скажу, выдающиеся подвиги достойны выдающихся наград.

С этими словами император надел на шею коленопреклоненному Эрика ленту со " Звездой и Мечом ". Это был один из двух высших орденов империи, и Эрик даже не мог предположить, что означает для него такое награждение. Он не помнил, а скорее всего, и не знал статута этого ордена.

— Встаньте, кавалер!

"Кавалер! Вот как! Это я теперь, выходит, кавалер? Умереть не встать!"

Между тем, к поднявшемуся на ноги Эрику подошел офицер со знаками различия полковника гвардии и один за другим вручил ему три предмета.

— Указ о награждении, — сказал он, передавая Эрику конверт из плотной белой бумаги с золотыми вензелями. — Новое назначение, — второй конверт, но уже исключительно служебного вида, — погоны лейтенанта.

Только взяв в руки погоны, Эрик сообразил, что " Звезда и Меч " сделали его не только кавалером, но и полным лейтенантом.

"Звездопад…"

Он уже понял, что императору наплевать на правила. На то он и самодержец. И на то, что Эрик подделал документы, ему тоже наплевать. Не велика беда, если не со злым умыслом. Гораздо важнее для императора, по всей видимости, было то, что Эрик являлся примером успешного социального эксперимента, ведь он самостоятельно нашёл люфт между, казалось бы, намертво притертыми один к другому блоками кастовых барьеров, и создал себе социальный лифт, способный вознести его так высоко, как получится. Высокоодаренный — в данном случае Эрик был не склонен кривить душой, — и хорошо мотивированный плебей, достигший невероятных высот в общественной иерархии — офицер и кавалер — мог стать знаменем, за которым пойдут простые люди. Небесспорное предположение, но. в тоже время, не лишенное известной логики. Впрочем, думать обо всем этом было еще рано.