Денис Шабалов - Без права на ошибку

И все это – без обеих ног! Да, это был беспрецедентный случай, один на десятки на сотни миллионов – но он был !

Данил опустил взгляд и в который уже раз за эти месяцы – в стотысячный, если не в миллионный – посмотрел на обрубок своей правой ноги. На него – и на левую, здоровую, крепкую ногу с мощной икроножной мышцей и буграми вен, оплетающих ступню. У Маресьева не было обеих ног. Но у него-то, у него самого – нет всего одной! Так неужели он не сможет так же?!..

И с этого дня началось полное возвращение его к жизни.

Будучи человеком, прошедшим от и до школу полковника Родионова, он как само собой разумеющееся знал, что перед началом любой операции необходимо составить план. А ведь то, что ему предстояло, было не просто операцией. Это, пожалуй, можно было смело назвать самым его главным сражением. Битвой не с внешним врагом, а с внутренним, с самим собой, со своим организмом. Если судить по часам, Хранитель пришел к нему примерно через месяц после того, как он струсил – и тем самым упустил возможность уйти на станцию. С пришествия Хранителя прошло еще три. Значит до окошка к телу Нибумова – еще столько же. И – год до последнего, третьего окна в Сердобск две тысячи двадцать третьего года. И вот за эти пятнадцать месяцев он должен был вновь стать полноценным человеком.

Нога зажила вполне сносно. За три месяца она из кровавого обрубка превратилась в закрытую зарубцевавшейся тканью культю – однако время от времени пробуя опереться на нее, Добрынин чувствовал в искалеченной конечности такую острую простреливающую боль, что вскоре отказался от этой затеи. Что ж… В экспериментах над своим организмом Данил не знал себе равных среди сверстников Убежища. Стоило вспомнить одну только жесткую набивку, практиковавшуюся Родионычем, и становилось понятно, что воспитанник полковника может еще и не такое. Отныне организм должен заткнуться и научиться не только опираться на эту ногу, не только стоять на ней, навалившись всем весом, но и прыгать, не испытывая при этом никакого дискомфорта. Это был первый пункт плана, и Данил с необычайным рвением взялся за его выполнение.

Первым делом он разломал к чертовой матери свой костыль. Словно сжег мосты. Ни шагу назад! Он больше не будет ковылять по комнатам детского сада, словно скрипучее привидение по древнему особняку. Из обломков костыля, кожаных ремней, резины и деревяшек из подсобки он соорудил себе протез, причем, протез, не лишенный некоторого злобного юмора и стёба. Протез он изобразил в форме деревянного копыта – этакая помесь человека и животного. Зоолог, одним словом. А может быть намек на дьявольские испытания, что сумел он пройти и выйти победителем?.. Впрочем, испытания еще только предстояли, но Добрынин смотрел на них так, будто уже сумел их преодолеть.

Он не стал впрыгивать в протез с первого же дня. Неделю – пока он строгал и пилил свою, во всех смыслах этого слова, опору – он занимался одним только массажем конечности. Три раза в день, утром в обед и вечером. Прикосновения к культе были болезненны, но Добрынин упорно, по часу за сеанс, растирал, массировал, мял зарубцевавшуюся ткань с торца, кожу и мышцы у края обрубка. Первые двадцать минут давались с большим трудом, сквозь боль и туман, застилающий глаза, но потом к месту непрерывного давления приливала кровь, разогревая мышцу, и дальнейший массаж проходил уже легче.

Кроме ноги, Добрынин начал тренировать и все тело, которое от лежачего образа жизни за эти месяцы изрядно ослабло, заплыло жирком и потеряло некоторую часть мышечной массы. Тренировки пока были лежачие, не затрагивающие ногу, но и в таких тренировках Данил, благодаря своему огромному опыту, мог намудрить столько упражнений и так себя измотать, что к вечеру чувствовал тупую тяжесть во всем теле и гудящие натруженные мышцы. Этого пока было достаточно. А дальше… он уже составил несколько графиков и, предвидя будущие затруднения, уже скакал по комнатам детского сада, подыскивая и стаскивая в холл все мало-мальски тяжелые предметы, которые можно будет использовать в дальнейших тренировках.

Через неделю протез был готов. Не сказать, чтоб это было высокохудожественное изделие, но основные черты его все же были узнаваемы. Вряд ли грамотный зверовод мог идентифицировать это, как скульптуру конечности, принадлежавшую определенному животному, но Добрынину и такого протеза было вполне достаточно. В конце-то концов… Если и не звериное копыто – так хоть дьявольское! Лишь бы функции свои выполнял.