Алексей Рудаков - Девятая стрела Хаоса

Но стерпел я, хоть и ранила обида сия меня зело сильно.

Грешники же, видя, что слуга Твой, покорно принимает речи сии, оскорбительные, терпение и всепрощение моё, слабостью посчитали. Возомнив себя всемогущими, принялись они, падение своё усугубляя, образ Твой Светлый поносить.

Сего святотатства стерпеть я уже не мог.

(конец теста, далее идёт запись с камеры сервитора)

Запись номер МХХР-24-ССВА-006

Небольшая площадка перед лифтом и длинный, полутёмный коридор, дальний конец которого терялся во мраке - всё здесь было полно хлама. Какие-то бочки, ящики, груды тряпья - можно было подумать, что это место не имело никакого отношения к Боевой Барже Космодесанта, чьи палубы были всегда идеально чисты.

Еретики, их я насчитал около двух десятков, не рискуя выйти на открытое пространство, прятались за всем этим хламом, словно он мог спасти их никчёмные жизни от гнева Его.

- Уходи, жрец! - приподнялась над бочкой каска с темным пятном срезанной эмблемы: - Проваливай! Хватит нам лоялистские сказки гнать! - Возникший рядом ствол лазгана, наглядно продемонстрировал всю серьёзность намерений говорившего.

- Точно! Вали, на[censored]! - Очередной еретик чуть выдвинулся из-за колонны, пара которых обозначала вход в коридор.

- Дети мои! Чада заблудшие! - Пытаюсь образумить их, но рокот, полный возмущения, только растёт. Всё больше и мятежников покидает свои укрытия и, выкрикивая оскорбления мне в лицо, сбиваются в толпу, преграждая проход вглубь коридора.

- Уймитесь, грешники! - Кричу, пытаясь достучаться до их душ: - Преступление ваше велико, но милостив Он и...

Короткая вспышка откуда-то из-за их спин и на моей груди появляется светлое пятно раскалённого метала. Что же... Вы сами этого хотели!

Отшатываюсь назад, словно в ужасе от произошедшего, а когда толпа взрывается торжествующими воплями, резко замираю, наводя на бывших гвардейцев стволы выброшенного из-за спины огнемёта.

- И если чадо твоё, не слушает тебя, - под моими пальцами, щёлкают переключатели выводя привычную слуху инквизитора дробь: - И слово отеческое не помогает, - тело огнемёта охватывает мелкая дрожь выходящих на рабочий режим насосов: - То накажи его, сердце своё гневом не очерняя!

ШШШВАахх!

Квадратное, с закруглёнными краями, тело моего оружия дёргается словно подсечённая рыбаком рыба и я, словно вываживая её на берег, вожу спаренными стволами, заливая слитно взвывшую в ужасе толпу, потоками священного огня!

- Прощаю вас, ибо не ведаете, что творите! Ныне же! Души ваши, очищенные и безгрешные, - на моей груди вспыхивают новые ожоги попаданий, заставляя меня сместиться в сторону: - И безгрешные! Предстанут перед милостивым Им! - Засекаю, где засели упорствующие в ереси своей стрелки: - Да будет норов ваш кроток, когда Он взор свой ласковый, - Немного приподнимаю стволы и кнопка под моим большим пальцем упруго сжимается.

Толчок - шар огня взмывает к потолку, чтобы мгновения спустя окутать своей яростью засевших за бочками грешников: - Взор свой ласковый, на вас обратит!

Крики быстро затихают - не в силах плоть, прикрытая лёгкими жилетами флак-брони, противостоять жару очищения. Против него бессильна даже защита космодесанта, что тут о простой пехоте говорить?

Обхожу почерневшие, ставшие похожими на головешки тела, спеша подарить милость смерти тем, кого очищение не полностью принял. Таких не находится - слишком плотно стояли, слишком мало места было у грешников, пытавшихся бегством своим радость свидания с Ним отсрочить.

Опускаюсь на колени, пристроив огнемёт рядом - тела, воздаяния за грехи свои получившие, вину свою искупили и сейчас самое время напутствовать души, к Нему летящие.

- Прими их милостиво, Отче, - сложив ладони шепчу слова напутственной молитвы, той, одной из первых, которой учат нас, призвав на службу сию: - Грешили они, но Именем твоим очистились и невинные в наготе своей, спешат к стопам твоим припасть, спасения ища, ныне безгрешными став.

Путь, который мне предстоит пройти, прежде чем я окажусь подле отсека-каюты, где забаррикадировался ротный псионик, не так уж и велик.

Прямой коридор, тот самый, с затемнённым концом, тянулся всего на пол сотни метров, оканчиваясь точно такой же площадкой, что и перед лифтом.

От неё шёл новый коридор, раза в два короче первого и упиравшийся в усиленные двери, за которыми располагались казармы - отсек, выделенный мятежному взводу для проживания. Его прямоугольное тело, в дальней от входа части, имело три небольших отделения, в которых расположились старшие офицеры, командир и столь нужный мне специалист.