Анна Калинкина - Метро 2033. Сетунь [litres]

– А вы откуда пришли? С Киевской? Там сейчас богато живут, на Киевской. Кольцевая и прилегающие станции сейчас – территория Ганзы. Торговое государство, граждане его едят досыта и за жизнь свою более-менее спокойны. Конечно, все относительно, брат. Метро – это особое место. В туннелях всякое случается, и никто не может сказать, что ждет его завтра. Там же, на Киевской, по слухам, люди пропадают.

– Как – пропадают? – удивился Михаил. – Куда?

Он тут же вспомнил, что Ланка в свое время рассказывала то же самое. А он тогда думал, что это просто бабские сплетни, слухи.

– Если б знать, брат. Пропадают – и все. Утром глядь – одного, другого недосчитались. И никто их больше нигде не встречает, вот ведь в чем штука. Там, понимаешь ли, туннели к Парку Победы завалили. Нехорошая какая-то вышла история – там ведь люди живые остались. Не иначе, прокляли они тех, кто завалил, перед смертью. И все же я считаю, поторопились вы сбежать. Конечно, пока державы друг с другом воевали, людям несладко было.

– Державы? – удивился Михаил.

– Ну, Полис, Ганза, Рейх, Красная Линия. Остальные альянсы я и не считаю – некоторые одну-две станции занимают. У нас там прям феодальная раздробленность наступила. И везде корочки показывай, а кое-где и пригоршню патронов вдобавок сунуть приходится, чтоб пропустили, – пригорюнился было сталкер, но вскоре вновь оживился. – И все же теперь в некоторых местах живут совсем неплохо. Если ты хороший лекарь, ты мог бы пригодиться в Полисе, брат. Это на Библиотеке Ленина и трех соседних станциях. Там сидят ученые и вовсе не голодают. И даже свет не экономят. Последний оплот науки, так сказать, вот и не жалеют для него ничего.

– Ну какой я лекарь. Так, недоучка. А на Спортивной что сейчас? – спросил Михаил, вспомнив вдруг людей, которые забрали маленького Матвея.

– До Спортивной отсюда тяжело добраться, – сказал сталкер. – И я бы не советовал. Там – территория Красной Линии. И хотя сами жители уверены, что лучше их государства нет, и товарищ Москвин – великий вождь и учитель…

– Кто такой товарищ Москвин? – перебил Михаил. В памяти вновь всплыли слова умирающего: «Передайте товарищу Москвину…»

– Генсек Красной Линии. Они на него там прямо молятся. А если кто недоволен, то у них есть специальные лагеря для недовольных – прямо как в не столь отдаленные времена, брат. Потому туда лучше вам не соваться – у этих бдительность на высоте. Да вообще-то и на Ганзе подозрительно относятся к бродягам. И все же на твоем месте я бы задумался. Как случилось, что вы ушли от людей и поселились здесь, на отшибе?

Ланка ничего не сказала, просто вышла. Михаил подумал, что сейчас она забьется куда-нибудь и снова будет плакать, вспоминая, как их травили в метро. Он не хотел рассказывать о своих проблемах практически постороннему человеку, но и врать не хотелось. И он коротко объяснил – почему. Потому что их не хотели оставить в покое – а они ведь даже не кровные родственники, и вообще, кому какое дело до их жизни?

– Не осуждай людей, брат, – сказал гость. – Тогда, сразу после Катастрофы, все только и искали, на ком выместить свой страх. Вы просто подвернулись под горячую руку. На самом деле ничего такого тут нет – вот если бы ты, к примеру, убил отца и женился на матери, их можно было бы, наверное, понять. А вы из-за сущей ерунды пострадали. Сейчас бы вас за это не осудили – теперь и многоженство грехом не считается. Ведь и так слишком мало детей рождается в метро – люди умирают куда быстрее.

Михаил краем глаза заметил, как вздрогнула при этих словах Тина.

– Так что подумай все же, брат. Ведь когда-нибудь продукты у вас кончатся, – рассудительно сказал гость.

– Можно охотиться, – неопределенно сказал Михаил, которому любознательность нового знакомого уже казалась подозрительной. – Кстати, слушай, друг, не знаю, на кого ты работаешь – на красных, белых или коричневых, но надеюсь, ты не будешь, вернувшись в метро, звонить о нашем бункере направо и налево?

– Нет, прям первым делом побегу докладывать, – огрызнулся тот. – За кого ты меня принимаешь? Я добро помню. И ни на красных не работаю, ни на коричневых – это ты про ганзейцев, что ли? Или про фашистов? А белых у нас и нет. Я – вольный добытчик, сам по себе. И понимаю, что коли вы тут живете наособицу и к людям не стремитесь, значит, есть у вас на то причины. Да и на что вы нашим сдались? Думаешь, как только узнают, сюда отряд придет – вас завоевывать? Что тут взять-то? Чем поживиться?