Андрей Никонов - Шаг в сторону (часть 2)

- Был бы ты злодеем, разговоры с тобой не разговаривали. Давно бы уже прикопали. Вел ты себя правильно, и Модесту Всеславичу сразу доложился, и сам вопросы какие надо задавал, и на вопросы чужие ответы давал нужные, так что рыть не будем, что там такое стряслось. Раз получилось, и не рассказываешь – значит, это важно для тебя, а не для нас. Про то, что с синей смертью ты как-то совладать можешь, это еще Белосельские докладывали... Что тут сказать, у каждого есть секреты. Вот только себя не перехитри. А теперь иди.

Пашка и Прошка, два брата-писца, провожавшие меня в кабинет гадливыми ухмылочками, увидев, что я вышел живой, здоровый и даже в хорошем настроении, уткнулись в свои бумаги и ожесточенно заскрипели карандашами, словно не замечая меня.

Ну и ладно. Выходя, кивнул на них стражнику.

- Каждое слово записывают. А боярин потом читает.

- Понял, - серьезно кивнул стражник, сжав бердыш до белизны в пальцах.

С того дня жизнь потекла своим чередом. Шуш так и остался у меня, утром вместе со мной выезжая в канцелярию, а вечером – возвращаясь самостоятельно. И если первое время на него было жалко смотреть, то потом в парне какой-то стержень проявился – стал увереннее, уже не ныл о несчастной любви, и рассудительности прибавилось. Хоть кому-то военная служба на пользу пошла.

А в колдовской приказ неожиданно для меня взяли Ждана, или как там его – Ирия Белосельского? Мила об этом рассказала в тот же вечер, как меня к Росошьеву вызывали. И все выпытывала, что там с Тятьевым произошло. А что произошло, как другим рассказывал, так и ей, да еще по секрету шепнул, что когда мы одни в том лесу остались, Тятьев с Хилковым повздорили. О чем – не знаю, только, мол, смотрели друг на друга волком все время, пока их княжич Тятьев не утихомирил. Ну как отказать в такой мелочи совершенно обнаженной женщине, особенно если она мило просит, глядя большими голубыми глазищами. Только предупредил ее, что знать об этом никому не нужно, и так приказ лихорадит.

Будни канцелярии – дело скучное, в основном мы выезжали, когда дело касалось сразу нескольких ведомств. Или торговец на запрещенных амулетах попадется, или тать какой знатную особу ограбит, ну и само собой, на всякие княжьи выезды и церемонии. Жилинское удельное княжество богатством особым похвастать не могло, но и бедным тоже не было. Князь, пожилой уже человек, а по меркам моего мира – так вообще горец, ста сорока лет от роду, был тот еще ходок. Одаренных детей у князя не было, как оказалось, довольно распространенное явление среди колдунов, так что на княжий престол должен был сесть один из его племянников, из Вяземских. Со знатными барышнями и замужними боярынями даже князю не дозволялось, тут хоть и было классовое деление, но все равно – при нужде и на князя управа бы нашлась, среди колдунов знатность – не главное. Поэтому Жилинский довольствовался дамами попроще и посговорчивее.

Мне до того, развлекается князь с кем или один дома лысого гоняет, дела не было совершенно, а вот канцелярии – даже очень. Каждую такую пассию проверяли и колдовские, и стража княжья. Самому-то князю договариваться не с руки, он должен прийти на все готовенькое, тут уж в дело вступал еще и торговый приказ. И мы.

Так что с полусветом местным я познакомился, даже полезные знакомства завел.

И не то чтобы проникся презрением, свойственным одаренной верхушке по отношению к обычным людям, но логику их понял.

Когда купец фактически продает свою жену и дочь за особое право торговли в праздник, это можно обьяснить. И те вроде согласны, там и подарки, и сам князь человек обходительный. И муж-отец в прибытке. опять же, деньги в семью. Все довольны, князь-то больше недели-двух в одной койке не задерживается, дальше прет, словно жить чуток осталось, а грамота – она надолго, на год, не меньше. И все равно, ощущение гадливости есть. Ведь все почти соглашались, рано или поздно, вопрос был только в цене.

А проверяли мы, нет ли в доме закладок каких колдовских, или, может, будущая пассия опоена чем или кто вложил в нее мысли недобрые. Оно понятно, места своего лишаться никто не хочет, когда еще Вяземские сюда придут и своих людишек попробуют понасажать.

Вот так и ездили по всяким потенциальным шлюхам – скука смертная, сидит, к примеру, девица лет семнадцати, краснеет, а рядом мамка строгая, как сутенерша вьется. Смотрит, чтобы не обделили деточку, а сама из себя гордая, словно орден дали. А какие там мысли в семнадцать лет? Ну находили несколько раз закладки – то кристалл следящий, то вот метка на девке стояла, еле видна – только я и разглядел, а что раздеть при этом пришлось, так люди-то простые, откуда им знать, что колдовские знаки через одежду прекрасно видны. Да, вот тогда повеселились немного. А так – скука.