Сергей Антонов - Харам Бурум [litres]

Самую большую пользу, как выяснилось, близнецы-мутанты приносили под землей, в метро, поскольку могли проскользнуть в любую щель.

Носовы были неразлучны. Всего один раз Гриша отправился с заданием руководства станции без Николая и… угодил в плен к красным.

Вездеходу удалось выяснить, что брат оказался в самом закрытом и тщательно охраняемом концентрационном лагере Красной Линии и стал «жемчужиной» коллекции уродов всесильного садиста – коменданта Берилага.

Николай все время думал о том, как вызволить брата, и пришел к выводу, что лучшего варианта, чем просто выкуп, не найдет. Красных, несмотря на весь их фанатизм, можно купить. Но предложить надо много и сразу. Он сможет, он заработает столько патронов, что большевики ими подавятся. Он вернет последнего самого близкого ему человека.

Вездеход почувствовал, что на глазах выступили слезы, и непроизвольно всхлипнул. Снять противогаз и как следует выплакаться? Не выйдет. Запах крысиного помета моментально отобьет желание рыдать. Значит, не ныть. Собрать всю волю кулак и взять за девиз надпись на библиотечной табличке. Соблюдать тишину.

На «Лубянке» шуметь было не принято. Даже на митингах здесь царила железная дисциплина. Время речей и аплодисментов было строго регламентировано: хлопали, когда оратор делал специальную паузу. Ровно минуту. Потом речь продолжалась до следующей «аплодисментной» паузы.

Не было ничего удивительного в том, что после таких выступлений слушатели расходились молча, с кислыми рожами. Прелести и издержки пропаганды светлых идей.

В обычные же дни на станции разговаривали чуть ли не шепотом. Каждый боялся шпионов, наводнивших переименованную в «Дзержинскую» «Лубянку», доносов и просто обвинений в нарушении дисциплины.

Поэтому, удалившись от станции на сто метров, Корбут мог насладиться полной тишиной.

На путях, у стальной двери лаборатории Михаила Андреевича поджидали десять человек: верный Тельманчик и пара часовых с блокпоста сидели на дрезине, а семеро вернувшихся из похода сталкеров устроились прямо на рельсах.

Профессор не удостоил собравшихся даже взглядом. Отпер лабораторию, первым делом прошел в половину, отделенную от основного помещения деревянной перегородкой, и щелкнул выключателем. Яркий свет люминисцентных ламп осветил пять панцирных кроватей, на рамах которых были закреплены кожаные ремни с массивными стальными застежками. Из здоровенного, сбитого из необструганных досок ящика в углу торчала покрытая темными трупными пятнами рука.

Четыре кровати были пусты. На пятой лежал обнаженный мужчина. Руки и ноги его были прочно затянуты ремнями, шею обхватывал никелированный обруч, не позволявший поднять голову.

Тело подопытного и слипшиеся волосы блестели от пота, а грудь вздымалась с такой частотой, словно мужчина не мог вдохнуть за раз требуемое количество воздуха и компенсировал недостачу, вдыхая его маленькими порциями. Щеки блестели лихорадочным румянцем, зрачки безостановочно двигались, а посиневшие губы кривились в жуткой пародии на улыбку.

Профессор коснулся лба пациента и тут же отдернул руку.

– Да ты весь горишь, парень…

Мужчина услышал Корбута.

– У-у-убью-ю-ю-ю! – взревел он. – Еще у-у-укол… Убью!

Из его ноздрей и уголков глаз вытекали тонкие ручейки крови. Мускулы напряглись, вздулись в тщетной попытке разорвать ремни.

– У-у-у-ко-о-ол!

– Гм… Раз ты настаиваешь…

Профессор взял с металлического столика у стены шприц и наполнил его колбу жидкостью из принесенной пластиковой бутылочки. Аккуратно выдавил струйку, избавляясь от остатков воздуха.

Когда он повернулся к подопытному, то присвистнул и покачал головой. Мужчину тошнило кровью. Багровые капли, заливая грудь, падали на кафельный пол, образуя лужу.

Корбут обошел ее, стараясь не испачкать свои начищенные до зеркального блеска ботинки. Вонзил иглу в черный от многочисленных уколов локтевой сгиб.

– Последний. Самый крепкий экземпляр. Ты подвел меня, хлопчик. Ах как подвел. Даже не представляешь.

– Убью-ю-ю-ю! У…

Мужчина выплюнул еще одну, последнюю, густую и почти черную, похожую на жирную пиявку, порцию крови, которая застыла у него на подбородке. Грудь поднялась и опустилась, стиснутые в кулаки пальцы разжались.

– Что-то пошло не так, – задумчиво произнес профессор. – Но что именно?

Он вышел за перегородку, приоткрыл дверь.

– Сюда, Тельман. Всех сюда. Будем лечить наших сталкеров.