Сергей Антонов: Харам Бурум [litres]

Когда-то Влад жил на Фрунзенской и не желал никуда уходить. Но чтобы выжить, ему пришлось сбежать во тьму. Блуждания по метро едва не оборвались расстрелом на территории Ганзы, а затем судьба закинула его на заброшенную Нагатинскую.

На перегоне между Нагатинской и Тульской, всегда считавшемся безопасным, начали пропадать люди. Пришлый сталкер втягивает Влада в охоту за кровожадным мутантом. Только никто не знает, чем все обернется и кто на кого будет охотиться на самом деле…

Какая она, жизнь людей в 2033 году? В разных городах и странах люди ведут непрекращающуюся войну на выживание. Они ищут способ существовать в мире, который взбунтовался против них. Они ищут возможность остаться людьми в суровых страшных условиях, где слова «любовь», «культура», «сочувствие» почти потеряли смысл. Что чувствуют эти люди? Пламя их жизни угасает, становится холодным и блеклым. Все, что им остается, – бороться, верить и ждать.

– Михаил Андреевич! Дорогой Михаил Андреевич!

Прежде чем посмотреть на ассистента Тельмана Ахунова, вломившегося в кабинет без стука, профессор Корбут вытащил из кармана халата платок и протер стекла очков. Здесь, на «Дзержинской», в самой охраняемой точке Красной Линии, его называли как угодно – товарищем, учителем, гением коммунистической генетики, вивисектором и доктором Смерть, но только не дорогим.

Должно было случиться что-то экстраординарное, чтобы этот хач применил к нему столь неожиданный эпитет.

Привычным жестом аристократа Михаил Андреевич откинул со лба седую прядь волос, водрузил очки на нос и, наконец, удостоил Тельмана пристальным взглядом.

Сутулый, невысокий кавказец лет шестидесяти сразу почуял недовольство начальника. Лоб с залысинами покрылся испариной, руки непроизвольно начали комкать газету «Вестник Компартии Метро», седые усы задергались в такт дрожащим губам.

– В чем дело, товарищ Ахунов? На каком основании вы врываетесь в мой кабинет?

– Дорогой… Ох, извините. Профессор. Товарищ Корбут… Раз… Разрешите…

Корбут захохотал. Мысленно. Внешне же остался строгим и спокойным, наслаждаясь замешательством Тельманчика. В очередной раз он убеждался в том, что не утратил умения производить на подчиненных впечатление, равное по мощности ушату ледяной воды.

Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Эта блистательная формула императора Калигулы давно стала для Михаила Андреевича жизненным кредо.

Он старался вселять страх в мелких сошек, даже когда сам был на подхвате у светил науки, которые считали Корбута пустым местом. Шестеркой, едва способной на доставку стакана воды из кулера. Они жестоко ошибались.

Ненависть ко всем без исключения людям и другие весьма специфические способности помогли Михаилу Андреевичу оказаться в седле после того, как все рухнуло и история человечества начала писаться с чистого листа.

Он сделал ставку на товарища Москвина. Не самого приятного человека, не самого дальновидного политика и не самого авторитетного лидера зарождающихся группировок метро.

Просто в привычках главы компартии метро, его отношении к подчиненным Михаил Андреевич узнал самого себя. Москвин, похоже, испытал те же чувства. И хотя в те бурные времена коммунистам было не до генетических экспериментов, генсек для начала назначил Корбута личным врачом, а впоследствии основал для него целую секретную лабораторию на Лубянке. Теперь бывший младший сотрудник имел возможность держать в страхе целый штат ученых. Иногда, чтобы не быть голословным, делал «чистки», после которых самые резвые и болтливые представители научной богемы исчезали в неизвестном направлении. Без суда и следствия. Так, как это было принято у красных.

– Ну-ну, Тельман. Хватит лепетать. На первый раз прощаю. – Корбут поднял руку, указывая Ахунову на металлический стул. – Садись, а то, чего доброго, упадешь.

Ахунов вытер тыльной стороной ладони пот со лба и рухнул на стул.

– Докладываю, профессор. Вернулись люди, отправленные на развалины «Щелково-Агрохим». Не все, но вернулись.

– Меня не интересует количество вернувшихся, – отрезал Корбут. – Все они присягали на верность коммунистической партии и клялись отдать жизнь за товарища Москвина. Химикат доставлен?