Михаил Тихонов - Легион уходит в бой [СИ litres с оптимизированной обложкой]

Но размеры воронок однозначно указывал на тех, кто летел за нами – только супердредноуты формировали окна такого диаметра. Казалось бы, скорость крейсера выше, оторваться и уйти не проблема. Но это действует только на коротких дистанциях, а вот при длительной гонке дредноуты нас сделают за счет более мощных двигателей.

Пару раз так и происходило. В первый раз нам удалось оторваться за счет маневренности. Но нас все-таки подстрелили. При попадании снаряда в жилой модуль погибло почти двести бойцов абордажной секции. Хорошо, что попадание было из вспомогательных калибров, в противном случае крейсер бы просто разорвало на куски.

Второй раз аграфы, понимая, что наш рейдер более маневренный попытались взять нас на абордаж. Все время пока пилоты во главе со Штейном пытались совершить прыжок под огнем, в коридорах и помещениях крейсера шла рубка. Такая, что казалось это и есть ад.

Аграфы бросили в бой, по-видимому, какие-то элитные отряды. Бойцы, высадившиеся на наш рейдер, оказались практически бессмертными. Я такое видел до этого один раз. Обдолбаные наркотой боевики шли на штурм высоты, где был наш опорный пункт. Но тогда они хотя бы умирали.

Эти же, больше походили на роботов. Даже с оторванными плазмой руками и дырами в корпусе они шли вперед, собирая кровавую дань из наших бойцов. Очень часто перестрелки в коридорах переходили в рукопашную, но нашим десантникам это не помогало. Аграфы голыми руками разрывали тела бойцов вместе с бронескафами.

Это было страшно, даже мне и Ларсу, видевшим много ужасов в жизни такое не снилось и во сне. Тот бой показал, что рано списали со счетов холодное оружие. Наши с Ларсом мечи проявили себя в схватке лучше, чем плазмометы.

С отрубленными руками и ногами, даже такие неубиваемые противники ничего не могли сделать. Но и это не помогало. Пилоты смогли войти в прыжок, с пробоинами в корпусе, поврежденными реакторами, теряя атмосферу, но смогли. Но абордажники противника то никуда не делись.

Поэтому бой продолжался и во время полета в гипере. Остановить мы их смогли только с помощью планетарных ракетных комплексов, рискуя уничтожить свой корабль. Но мертвым корабль без надобности, поэтому пошли на такой шаг.

Да, ракетные комплексы для поддержки планетарных войск, это что-то. И от противника, и от помещений, захваченных аграфами, не осталось практически ничего. Перекрученные и переплавленные обломки. Каким чудом уцелел силовой корпус и внешняя обшивка крейсера, для меня до сих пор загадка, но как бы там ни было, крейсер мы удержали…

Удержали, вот только нам это уже не поможет. Инженеры пытавшиеся починить повреждения прямо на ходу сообщили пренеприятнейшее известие – прыжковый контур поврежден. Следующая система станет для нас ловушкой.

В рубке висела тишина. Крейсер только что вышел в системе архов. Все. Путь окончен. Мы дальше никуда не полетим. Штейн устало откинулся в кресле и поднял на меня красные от бессоницы и усталости глаза.

Ну да, мы все сидим на стимуляторах уже третьи сутки. Инженерная группа почти полным составом в медкапсулах. Взрыв генератора во время ремонта одного из реакторов. Пилоты погибли при отражении абордажа.

Поэтому сейчас кораблем управлял Ларс, у него имелся сертификат пилота. Штейн был на своем месте, а я занимал место оператора систем наведения, хотя наводить особо и нечего. Орудия повреждены, хватит на пару залпов и все.

Лучше всех чувствовал себя рурх, но оно и понятно. Он от природы более вынослив, чем обычный человек, да еще и модификант. Но и у него на теле виднелись следы прошедших полутора недель адской гонки.

Ранены в той или иной степени все, но легкие ранения не лечили. Обходились аптечками. Медпункт был заполнен тяжелыми трехсотыми.

– Ну что русский? Что будем делать? Пиздец нам, как вы любите говорить. – Арик обратился ко мне почему-то на русском, хотя до этого мы с ним общались на галакте. – Вот ведь какая ситуация, а Виктор. Там, на Земле, я считал всех русских врагами, а здесь нашел в тебе друга. Я горд, что пойду в последний бой с тобой.

Что я мог сказать, мне нечего было ответить. Я просто встал и, подойдя к нему, протянул руку. В Содружестве рукопожатие не имело хождения. Но по-другому я не мог выразить эмоции. Слов все равно не найдешь. Сколько осталось до выхода аграфов из прыжка?

Не известно. Час, может два. Перед последним прыжком они нас почти догнали.

– Ларс, пошли готовиться? – я позвал рурха. Тот спокойно встал со своего места и направился ко мне, не проронив ни слова. Но я видел по глазам, сейчас, перед последним боем передо мной был тот самый инструктор, который гонял меня в хвост и гриву, а не тот, кем он стал после встречи с братом.