Константин Соловьев - Раубриттер [I - III]

Гримберт задремал, пользуясь тем, что на него почти не обращают внимания. К тому же, поддержать эту странную беседу он не смог бы при всем желании. Он был пришлым в краю, где эти люди чувствовали себя как дома. И мало кто из них мог представить, сколь далеко его собственный мир находится от привычного им.

- А вы недурно искушены по части Альб, - с искренним уважением заметил Берхард, - Осмелюсь спросить, что вас привело в эти края?

Кто-то из сидящих хохотнул, но как-то мрачно – не похоже было, что его душил искренний смех.

- У каждого свой проводник в Альбы, старый. У тебя нужда, у нас – любовь, будь она неладна.

Это прозвучало так необычно, что Гримберт на миг даже вынырнул из глубокого океана дрёмы, чьи сладкие волны уже почти сомкнулись над его головой. Любовь? Похоже, и Берхард удивился.

- От любви в мире много всякого происходит, - пробормотал он, - Но впервые слышу, чтоб она в горы гнала, да еще троих сразу.

Кто-то за столом тоскливо вздохнул.

- Не наша любовь. Хозяйская. Ты про Флорио Несчастного слышал, старый? Про рыцаря?

- Моё ремесло – колбы да пробирки мыть, - по-старчески брюзгливо отозвался Берхард, - Куда уж рыцарями интересоваться. Хозяин, что ль, ваш?

- Хозяин, - подтвердил кто-то, - Бывший. Мы при нём слугами были. Может, слышал про него? Из графьев Кибург, что на севере.

- Не слышал, сеньоры, не слышал. А что, хороший рыцарь был?

- Лучший к востоку от Аахена, - с гордостью заявил один из собеседников, уже немного тяжело ворочающий языком от вина, - Пушки у него такие были, что от одного выстрела все дома в городе качались, вот как.

- Да что пушки… - перебил его другой, тоже немного хмельной, - Пушки это ерунда. Главное – рыцарская доблесть. Доблесть у него необычайная была. Говорят, сам император его из своего кубка поил, так-то! Столичные поэты друг другу космы драли за право про его подвиги песнь сочинить!

Гримберт встрепенулся, вновь каким-то образом не канув в темную пучину без сновидений.

- Знатный воин, выходит, - сдержанно согласился Берхард, - Повезло вам с господином.

- Если бы только доблесть! – с непонятным запалом воскликнул один из его собеседников, - Душа у него благородная была, вот что главное. Истинная рыцарская душа, нынче уж таких не встретишь. Сейчас рыцарь уже не тот пошёл, не как в старые времена. Всё норовит баб потискать или там кусок пашни у соседа отрезать. Но Флорио фон Кибург был настоящий рыцарь, как заведено. Понял, старый хрыч? Только вот через всё своё благородства счастья не нажил, только горе одно.

- Разбился? Проиграл на турнире?

- Если бы, старик! – кто-то из бывших рыцарских слуг надсадно треснул кулаком по столу, - Влюбился он. Влюбился наш хозяин несчастный. Самая худшая из всех бед, ждущая мужчину. С того момента и прозвали его Несчастным.

- Вот те на… - натурально удивился Берхард, - Влюбился, подумать только. Это ж дело простое…

- Это у тебя дело простое. Понравилась молодуха, схватил ее за косу – и на сеновал. Ну может родителям ее пива бочонок выставить и пару грошей медных. У сеньоров оно все не так происходит.

- Ну-ка, ну-ка… - пробормотал Берхард, в самом деле заинтересованный, - Раз уж запряг, так езжай. Что там за любовь у вашего рыцаря была?

- Не просто любовь. Особая, понимаешь… Каждому рыцарю полагается иметь прекрасную даму. Подвиги ей посвящать, колено преклонять… Обычно дамы тоже из знатных, графини там всякие, баронессы…

- Такую на сеновал не потащишь, - согласился Берхард.

- Бревно ты, старый, причем тут сеновал… Каждому рыцарю нужна прекрасная дама. Правило такое. Вот наш и нашел сир Флорио такую – на свою голову нашёл.

- Как же ее звали?

- А вот этого не скажу, - его собеседник рыгнул. Который из трех это был, Гримберт уже не мог сказать, от вина голоса у них сделались хриплыми и похожими, - Потому как честь дамы свята, понял?

Судя по манерам, рыцарские слуги имели приблизительно такое же представление о чести, как аббат о сенокосе, но Гримберт предпочёл промолчать. Удобное свойство слепого – где бы он ни расположился, все окружающие через какое-то время начинают считать его чем-то вроде предмета обстановки. Гримберт не собирался нарушать это впечатление, тем более, что Берхард, похоже, и без того отлично играл роль собеседника.

- Принял наш Флорио от неё платочек вышитый, а как принял – так и конец ему пришёл. Пронзило любовью, будто кумулятивным снарядом, прям сквозь броню. С того дня позабыл он про охоту, турниры и прочее житьё рыцарское. Затосковал так, что только глянешь – у самого сердце разрывается. С того дня он только о том и думал, как бы подвиг рыцарский совершить и посвятить его своей даме. Чтоб та, значит, одарила его своей благосклонностью.