Константин Соловьев - Раубриттер [I - III]

Да, Алафриду придется уйти, это неизбежно. Утеряв свою полезность, он сделается не союзником, но досадной преградой и конкурентом. Гримберт еще не решил, как и когда это произойдет, но сейчас, глядя в глаза императорскому сенешалю, подумал, что подобная щедрость с его стороны заслуживает ответа. Что ж, он позволит Алафриду уйти легко. Без боли, без страха, без позора. Пусть никто не говорит, будто маркграф Турина не щедр!

Гримберт улыбнулся и протянул сенешалю руку.

- Передай его величеству, что маркграф Туринский принимает сделку.

***

Ночь пахла тревожно, как пахнут все летние ночи на восточных рубежах империи, едким запахом сожженной кислотными осадками земли, которая уже никогда не даст всходов. На этот запах сейчас наслаивались многие другие – оружейной смазки, дыма, краски и пота. Высоко в небе ворочалась растущая луна, в обрамлении свинцовых облаков напоминающая острый латунный осколок, засевший в выпотрошенном животе.

Душная, тяжелая, влажная ночь. Гримберт вдыхал ее запах, ощущая себя так, будто потягивает скверное разбавленное вино. Но даже это не портило сейчас его настроения.

- Скверная ночь, - ворчал где-то рядом Магнебод, - Слишком светлая. Лангобарды заметят нас еще до того, как мы подойдем к воротам. Я этих мерзавцев знаю. Может, мозгов у них меньше, чем у овцы, зато прицелы на своих пушках выверять умеют. А если мины? Или еще какой сюрприз?

Слуги уже облачили рыцаря в полимерный гамбезон, обтягивающий его большую, как пивная бочка, грудь, и теперь сновали вокруг, проверяя разъемы автоматических катетеров и контакты нейро-штифтов. Магнебод ворчал, кляня их и весь окружающий мир – за нерасторопность, за слишком светлую ночь, за неочищенную с доспехов ржавчину… Гримберт знал, что Магнебод так и будет ворчать, пока не начнется бой. Зато в бою сделается другим – молчаливым и яростным, как демон.

В других он тоже не сомневался. Поодаль от маркграфского шатра выстроилась стальная шеренга, зловещая даже в зыбком лунном свете. Гримберту не требовался визор «Золотого Тура», услужливо обозначавший сигнатуры, чтобы вспомнить имена – как и полагается баннерету, он помнил всех рыцарей своего знамени до единого, включая характеристики и названия их доспехов. Даже теперь он без труда узнавал их – по характерным деталям или издаваемыми ими звуками.

«Рычащий Дракон», похожий на ежа из-за большого количества скорострельных орудий, чьи тонкие стволы глядят в небо. Им управляет Бавдовех Злой. Опытный рыцарь, обладающий отменным тактическим чутьем, разве что немного несдержан. Приземистый «Скитарий», чью тушу украшает глухой топфельм. Его поведет бой Лейбофлед Третий. Склонен к мародерству, но исполнителен и собран. Гортанный рык выдает «Черного Зверя», у которого, как всегда, барахлят радиаторы, но его хозяину, мессиру Геногасту, это ничуть не мешает.

Гримберт видел их всех, всех в шеренге и каждого в отдельности, все свое стальное войско.

«Гремящий», «Гибельный Свет», «Мантикора».

«Несущий Погибель», «Бафомет», «Дикий Вепрь».

«Большой Храмн», «Кровоточащий Венец», «Забойщик».

Четыре полных дюжины рыцарей, вся сила Туринской марки, собранная в один броневой кулак. Сейчас эта сила еще кажется спокойной, лишь гудят разогревающиеся силовые установки да лязгают гидравлические усилители, но стоит отдать ей приказ, и она обернется Божьим гневом, испепеляющим все на своем пути, не делающей различия между камнем и плотью.

Поодаль копошилась под окрики офицеров пехота. В сравнении с внушительными десятифутовыми фигурами бронированных рыцарей пехотинцы с их пиками и примитивными пороховыми ружьями выглядели едва ли не куклами.

Пехота… Гримберт скривился, пока слуги оправляли на нем боевой гамбезон, так, чтоб он сидел без единой складки. Примитивный, грубый, бесконечно слабый инструмент. Но всякому инструменту на поле боя находится работа, и этот не был исключением. Пусть один рыцарь без труда перебьет сотню пехотинцев, сто первый может изловчиться и закоротить его силовые цепи удачным попаданием или повредить радар, превратив грозного рыцаря в полу-ослепшую мишень. Кроме того, никто лучше пехоты не прикрывает рыцарский клин, отвлекая на себя огонь вражеской артиллерии и сооружая проходы в минных полях. Именно поэтому за рыцарской шеренгой выстроились коробки славной туринской пехоты общим числом в пять сотен человек. Для них всех найдется работа, когда Арбория распахнет свои ворота.